Это… почти приятно.

Не держать в себе злость, не гасить ее собственным покоем. Расплачиваясь убитыми в хлам нервами и испорченным настроением, а быть как все — злой, когда хочется злиться, раздраженной, если что-то не нравится. И сукой, если окружающие этого заслуживают.

Наташа до сих пор в той комнате, где Антон играл с ее ребенком в «Монополию», и игровое поле разложено на том же ходе, как будто ей даже в голову не могло прийти, что Антон не вернется. Мне даже приятно чувствовать злорадство в этот момент и не стыдно за эти чувства.

Я снова пропускаю Сашу вперед, захожу следом и закрываю дверь до громкого щелчка.

Пора сделать то, что так часто делают герои моих книг — встретить врага лицом к лицу. Даже если это неравный бой двое на одну.

— Сейчас будет громыхать? — язвит Наташа, скрещивая руки на груди. — В тихом омуте черти водятся?

— Лучше злые черти, чем хитрожопые суки.

— Так, а ну…

— Помолчи, — ставлю Сашу на место до того, как он задавит мою решимость.

Он знает, как это сделать, потому что много раз проворачивал этот фокус, когда я пыталась поговорить о проблемах в наших отношениях. Обычно пары фраз о том, что проблема во мне и я перекладываю на него свое нежелание работать над собой, было достаточно, чтобы обратно затолкать меня на территорию молчания.

— Мне все равно, что у вас за больные отношения, и почему твоя жена через пару дней после свадьбы бежит к своему бывшему, чтобы выкатить ему сцену ревности. Мне все равно, что вы то разводитесь, то снова сходитесь. Ебитесь, как хотите — мне плевать! — Я — дочка военного, я умею материться, если меня довести до белого каления. А сейчас у меня даже нет желания подбирать вежливую альтернативу, потому что эта фраза на двести процентов показывает мое отношение к этой парочке и их проблемам. — Но я больше не хочу видеть ни одного из вас, никогда и нигде.

— А ты не охренела ли?! — визжит Наташа.

— Помолчи, — все-таки осаждает ее Саша. Долго смотрит на меня, щурится. С таким же лицом он обычно проворачивал в голове какие-то финансовые схемы. Только сейчас он явно переваривает долю моих откровений. И явно не в курсе, что в то утро его молодая жена пыталась залезть в постель к своему бывшему. Следующий вопрос подтверждает мою догадку. — Ты откуда знаешь?

— Я была там, когда она прибежала в восемь утра выяснять отношения.

— Наябедничала, довольная? — Эта баба так зла, что ей даже не хватает ума попытаться что-то соврать.

— Ты была в восемь утра у мужчины, которого знала пару дней? — Сашу как будто только это и волнует. — То есть это только со мной ты играла в невинность, которой больно если в нее вставляют член?

Я просто запрещаю себе реагировать на провокации, хоть очередная попытка выставить меня обманщицей и шлюхой с противным скрипом царапает нервы.

Мне нужно было выпить таблетку.

Меня снова шатает от эмоций, с которыми я не в состоянии справиться сама. Слишком долго испытывала свое терпение и копила весь негатив сегодняшнего дня, чтобы это прошло бесследно.

Но все-таки я закончу этот разговор. Ради себя. Ради того, чтобы хоть что-то в жизни зависело от меня.

— Больше никаких визитов на семейные посиделки, Саш, — стараюсь держать ровный холодный тон. Его это всегда раздражало, всегда упрекал, что заранее готовлюсь к разговору, даже если конфликт возникал «онлайн». — Придумывай что хочешь, но я больше не хочу вас видеть. Со своей стороны, обещаю, мы с Антоном не будем ездить на праздники Сергеевых.

— Вы с Антоном?! — Наташа хватает меня за руку и размахивает ей у меня же перед лицом. — Думаешь, уже все, да? Поймала холостяка?! Окольцевала ветер? Знаешь, сколько раз я ходила с обещаниями жениться и кольцами за пять тысяч рэ?

— Знаю, — вырываю кисть и с садистским удовольствием долго унижаемого, но вставшего с колен человека, даю ей пощечину. — Ни одного.

Она прижимает ладони к покрасневшей щеке.

Наверное, не будь так ошарашена, попыталась бы дать сдачи.

И все-таки пытается, когда через пару секунд справляется с первым шоком, но Саша отталкивает ее от меня, да так сильно, что она с размаху садиться на диван.

— Мы поняли друг друга, Саш?

Бывший смотрит из-под нахмуренных бровей. Тяжело, как будто отвинчивает мне голову.

Мне неприятно, что этот человек, на которого я в детстве смотрела, как на эталон мужества и силы, так стремительно скатился с пьедестала. И даже не когда у нас с ним не заладилось, и не в тот день, когда пришел сознаваться в измене с видом вырвавшегося из рабства пленника.

Именно сейчас он перестает для меня существовать. Становится посторонним мужчиной с дурными привычками и слабым характером.

— Поняли, — нехотя отвечает он и снова толкает Наташу на диван, когда она пытается лезть ко мне своими когтями цвета кислотной фуксии.