– Ты знаешь слово отстань?

– О нет. У тебя нет вариантов! Пока не узнаю не усну теперь и ты тоже. Хотя я и так теперь не скоро усну, но когда-нибудь мои физические способности смеяться закончатся. Говори, давай!

Я с хмурым видом прошествовала мимо ее в дом, постаравшись даже кончиками волос продемонстрировать обиду от такого измывательства надо мною.

– Говори! Говори! Говори! Все равно не отстану, ты меня знаешь!

Я ее знала. И если предстояло пережить унижение, то стоило хоть кому-то доставить удовольствие и постаралась рассказать все в лицах.

Юлька, которая изначально устроилась в кресле в процессе рассказа сползла на пол и корчилась от смеха, держась за живот. Окончив повествование, я возмутилась:

– Сейчас пну тебя! Могла бы и посочувствовать! Мне, между прочим, было больно и страшно!

– Я сочувствую, – сквозь смех прохрипела она, – попыталась встать, но опять рассмеялась и свалилась на пол от чего засмеялась еще сильнее.

– Точно пну!– зарычала я, уязвлённая до глубины души.

– Я ухожу, – уперевшись на кресло, она наконец встала и действительно свалила на кухню и загремела посудой, продолжая время от времени сдавленно всхрюкивать.

Покачав головой, я не смогла сдержать улыбки. Это, видимо моя индивидуальная судьба попадать в такие ситуации.

Через час ужин был готов и накрыт на улице. Я умыта и отстирана, а Юлька через раз уже могла смотреть на меня не начиная смеяться.

– Мы психов будем наших искать? – закончив с содержимым тарелки спросила я.

– Обязательно. Только с утра ладно? Сегодня и так достаточно эмоций было, – она опять хрюкнула от смеха и отвернулась.

– К кому приставать будем, думала уже?

– По-хорошему с главой администрации их надо пообщаться. Только не уверенна, что он нам будет рад.

– Ну почему же, придем и спросим, не приезжал ли к нему кто из друзей-начальников на охоту неделю назад? А то в нашем подвале как раз аккурат в это время, некие вурдалаки мальчика в жертву принесли, хотелось бы знать их поимённо. Мне кажется, должен впечатлиться и проявить гражданскую ответственность.

– Да, после такой речи непременно проявит. Но, я думаю для начала осмотреть лесную сторожку еще раз. Если дядя стал свидетелем преступления, то мог по случаю и улику заныкать. Давай сходим к нему еще раз.

– Сомневаюсь, что сможем в дом попасть. Во-первых, там все опечатано, после ментов, во-вторых, в принципе закрыто.

– Осмотримся и решим. Это в конце концов не город. Камер нет и оцепление они там не ставили. А если никто ничего не видел, значит ничего и не было.

– Мне уже не нравиться.

– Это нормально и свойственно тебе.

– В смысле?

– В прямом. Отчаянно трусить и быть не довольной.

– Офигеть! Между прочим, когда искали девушек, которых держали в рабстве в подвале, я собиралась одна их искать идти!

– Ну так глупость и гипервиноватость никто не отменял.

– Ты изобретаешь новые термины?

– Какой именно тебе не знаком? – прищурилась подружка. – Хотя не говори, сама догадаюсь, – она опять развеселилась. – Про глупость тебе не могли не поведать, значит ты гипервиноватость имеешь в виду. Это тоже не новый термин, относиться к людям, которые любят считать себя во всем виноватыми. Тебе дай волю, и в расстреле царской семьи себя с удовольствием винила. Но, брызги разума не позволяют впасть в это развлечение, приходиться обходиться тем, что предлагают обстоятельства.

– Загостилась я у твоей подружки. Поеду ка завтра обратно в город. – надулась я.

– Не дуйся. Из всего этого ты должна сделать вывод о моей искренней не предвзятой любви к тебе.

– То есть сейчас ты решила мне еще и сообщить, что любить то меня, собственно, не за что?

– Есть, конечно. Просто не всегда это лежит на поверхности. Иногда надо докапываться до глубин души, чтобы увидеть, а у меня маникюр, – в доказательство она продемонстрировала руки с аккуратными ноготками, покрытыми розовым лаком.

– Ну маникюром, я, разумеется, не могу заставлять тебя рисковать. – В тон ей ответила я. – Пойду мыть посуду.

Встав, действительно стала собирать тарелки.

– Я знала, что на тебя можно положиться, прочувственно сказала Юлька мне в след и так себе поверила, что чуть ли не слезу смахнула.

Глава 11

На следующий день я проснулась от запаха сырников. Потянувшись, блаженно улыбнулась. Я будто перенеслась в детство, когда к нам ненадолго приехала бабушка и каждое утро она придумывала чем еще можно порадовать любимую внучку. Поэтому всякий раз на завтрак меня ожидали блинчики, оладушки или пирожки. Вкусно поесть я любила с рождения, так что те времена вошли в коллекцию лучших в моей жизни. Конечно, стараясь быть хорошей мамой тоже стараюсь готовить для дочки, только, результат моих деяний мне самой не очень нравиться. Анюта ест, но подозреваю, это из жалости к маме. Она вообще добрая девочка.