— Что? — изумился я. — Так доменьера тоже можно вызвать на состязание?

— Потише, фримен Дргон, — доменьер Гор удивленно посмотрел на меня. — Никто в здравом уме не станет вызывать доменьера.

— Но это возможно?

— Нет, ну в самом деле… если ты настолько устал от жизни, от всех своих жизней, то это такой же подходящий способ свести с ней счеты, как и любой другой. Но знай, фримен Дргон, что любой доменьер — искусный воин, и лишь равный ему может надеяться на успех.

Я врезал кулаком по ладони:

— Ну, конечно, я ведь должен был догадаться об этом раньше! Кондитеры пекут, музыканты состязаются в игре, и более способный побеждает. Среди доменьеров та же самая система. Но процедура, какова официальная процедура, благородный Гоп?

— Это состязание на обнаженных мечах. Мера чести доменьера, который готов утвердить себя даже перед лицом самой смерти, — и Гоп выпрямился от нахлынувшей на него гордости.

— А охранники? — спросил я. — Они же тоже сражаются.

— Но только голыми руками, фримен Дргон. Им не хватает искусности. Смерть, которую ты описал, редка. Это — нетипичное происшествие.

— Она продемонстрировала мне весь этот фарс в настоящем свете. Цивилизация, подобная Валлону, низведена до такого уровня…

— И все же жизнь так прекрасна… По каким бы то ни было правилам.

— Я не могу в это поверить и думаю, вы сами-то вряд ли верите в то, что сейчас говорите. Какого доменьера могут вызвать на состязание и как?

— Откажись от своей глупой затеи, фримен Дргон.

— Кто ближайший приятель Великого Доменьера?

Гоп, сдавшись, только махнул рукой:

— Здесь, в Бар-Пандероне, доменьер Квохи. Но…

— И с чего мне начать?

Гоп положил мне руку на плечо:

— Послушай внимательно, фримен Дргон. Конечно, с тех пор, как доменьеру Квохи пришлось обнажать лезвие в защиту своего положения, прошло много времени. Но будь уверен, своих навыков он не потерял. Когда-то он сумел проложить себе дорогу к владению Бар-Пандероном, в то время как мы, все остальные, удовольствовались меньшими доменами.

— Я сама осторожность, благородный Гоп, — заверил я, несколько кривя душой. — И в более хорошие времена не слыл беспомощной игрфнм.

— Твои похороны…

— А теперь скажите, как мне вызвать его? Или завтра на банкете я оттаскаю его за ухо.

Гоп рухнул в кресло, поднял было руку, но тут же обессилено опустил ее.

— Если тебе не сказать, все равно скажет кто-нибудь другой. Но по правде говоря, я еще не скоро найду музыканта твоего уровня.

Зал для аудиенций казался невероятно огромным. Его высокие окна были завешены аляповатыми лилово-багровыми занавесями, приглушавшими лучи солнца, а под куполом нависла напряженная, неспокойная тишина, в которой многочисленные посетители и просители ожидали доменьера.

Прошло два месяца с тех пор, как Гоп объяснил мне все формальности вызова доменьера на бой. И он справедливо указал мне, что лишь в определенном случае я могу на что-то рассчитывать. Если бы я даже умудрился уложить доменьера в честном бою, то его охрана превратила бы меня в котлету, так и не дав открыть рта.

По три часа в день я проводил в оружейной Рат-Гальона, фехтуя с Гопом и парочкой охранников. Тридцатифунтовый кусок острой стали с первого же дня стал словно продолжением моей руки, но только на первые несколько минут моих тренировок. Конечно, знаний мне было не занимать, и техники тоже, но вот мускулы мои изрядно подкачали. Уже через пять минут напряженного движения я просто подпирал стену, жадно ловя воздух, а Гоп запросто помахивал своей железякой и не переставал твердить:

— Конечно, ты сражаешься получше, чем любой музыкант, фримен Дргон, но все же долго тебе не продержаться.

И за этими словами следовала новая атака.

Все время после обеда я проводил за гимнастикой, накачивая мускулы и занимаясь бегом.

Как утверждал Гоп, нельзя было терять ни минуты. И вот через два месяца усиленных тренировок я почувствовал, что готов к любому повороту событий. Гоп предупредил меня, что доменьер Квохи — рослый мужчина. Меня это мало беспокоило: чем больше габариты, тем лучше цель.

По залу для аудиенций прошел приглушенный ропот, медленно растворились высокие позолоченные двери. Из них выбежала пара слуг в ливреях, а за ними вальяжно прошествовал семифутовый цирковой силач, взошел на пьедестал и повернулся к толпе просителей.

Доменьер Квохи был невероятно огромен. Шея его была толщиной чуть ли не с мое бедро, а лицо — словно высечено из гранита. Он сбросил яркий алый плащ с квадратных плеч и протянул кряжистую руку, чтобы взять церемониальный меч, который волок один из его слуг. Квохи одной рукой вытянул оружие из ножен, воткнул его в пол и положил ладони на его рукоять.