Шрифт:
Современная ситуация с русским языком сегодня оказалась ещё хуже. Газеты и журналы, радио и телевидение, кино, театры, я уже не говорю об интернете, соревнуются в том, кто больше обрушит мата и жаргона на головы ошарашенных слушателей и читателей. Налицо явные признаки культурной и моральной деградации и вырождения нашего общества.
Было много и других полезных навыков, и привычек, которые я так или иначе усвоил от моих родителей. Наверное, это была информация, которая, в свою очередь, также передавалась им «по наследству» от их предков. Очень важно сохранить преемственность поколений, стараюсь хоть что-то передать моим детям. В детстве я, как и многие мои одноклассники – послевоенные дети, хотел стал военным лётчиком, как минимум, летать на истребителе. Примером для меня стал знаменитый пилот Алексей Маресьев. Я много раз перечитал «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого о военном лётчике, который был сбит во время Великой Отечественной войны, с трудом выжил, ему ампутировали ноги, но он вернулся в строй и на протезах (какие тогда были протезы!) продолжал воевать. Тогда я твёрдо решил – буду лётчиком, это и есть настоящая жизнь, моя судьба. В том быть может была сила нашего послевоенного поколения, что мы воспитывались на героических, а не меркантильных примерах. Эта книга рассказывала, как можно служить Отечеству, оставаться человеком в самых тяжёлых нечеловеческих условиях и обстоятельствах. Кроме того, передо мной стоял наглядный образ отца, на котором в его 27 лет, после возвращения с фронта, боевых ранений было больше, чем наград, но он не сломался, не спился, – учился, работал и многого в жизни добился.
Следующее за нами молодое поколение стремилось в космонавты – это, по их мнению, и была настоящая жизнь, в ней есть место подвигу…
После 1991 года всё резко покатилось вниз – сначала примером «достойной» жизни для молодёжи стали бандиты, потом банкиры, а сейчас и того хуже – берущие взятки чиновники всех мастей. При этом никаких талантов иметь не надо, алгоритм успеха очень прост важно не зарываться и по чину брать…
Мамина работа в техникуме заместителем директора по учебной части требовала своего рода необыкновенных способностей, ведь в то время не было «умных» компьютеров и моделировать весь учебный процесс необходимо было в голове. Это была задача с очень многими переменными неизвестными. Надо было равномерно, без «дискриминации» и обид распределить почасовую нагрузку между почти ста преподавателями разных специальностей, разбив её на полугодия, четверти и месяцы, учитывая особенности дневного и вечернего отделения. С разбивкой на каждый день недели каждому преподавателю мама находила свою аудиторию, лабораторию или площадку для практических занятий… Всякому потоку, учебному курсу и каждой группе надо было найти свои программы и своих учителей. Затем надо было сделать так, чтобы у каждого из лекторов и преподавателей было как можно меньше «окон». То есть, не занятого учёбой времени, когда после первой «пары» (45 мин. х 2) работа либо вообще заканчивалась, – а ведь некоторые приезжали на работу даже из Подмосковья, – либо человек вынужден был несколько часов ожидать следующей «пары». К этому следует добавить, что преподаватели любили обедать на работе, так как продукты в магазинах сметали приезжие из других городов. Это была своего рода «карточная система», обеспечиваемая ЗИЛом, для которого, в основном, техникум и готовил специалистов. Автогигант, имевший свои подсобные хозяйства, выделял квоты продуктов для голодающих преподавателей и студентов. Поэтому в расписании, кроме прочего, следовало предусмотреть для тех, кто работал днём, возможность пообедать по скользящему графику. Одним словом, это была адская и одновременно виртуозная работа, а называлась очень просто: составить учебное расписание. Дальше это расписание начинало «жить» своей лихой жизнью. Каждый день кто-то заболевал, «уходил в декрет», уезжал в отпуск, увольнялся, повышал квалификацию и т. д. Это, в свою очередь, вызывало целую лавину изменений и корректив в расписании. И всё начиналось заново…
Иногда после работы мама приносила домой большие рулоны расчерченной ватманской бумаги и допоздна на кухне продолжала колдовать с расписанием. В эти минуты она мне казалась настоящим полководцем, который руководит целой армией неорганизованных и бестолковых студентов, а также беспомощных сотрудников, все они нуждались в её руководстве. Это была важная, но всего только часть её работы. Кроме организации процесса обучения она ещё отвечала за дисциплину, посещаемость, успеваемость, «рукоподнимаемость» и т. д.
В редкое свободное время мама могла позволить себе одно увлечение – рукоделие, вышивание цветов гладью нитками мулине. Такое у неё было хобби, она садилась за пяльцы и кропотливо вышивала большие красивые хризантемы на льняных портьерах, которые украшали все дверные проёмы в нашей квартире. Тогда это было модно и восхищало редких гостей и родственников.
У неё была только одна по-настоящему задушевная подруга – Малиновская Людмила Фёдоровна, красивая женщина, большая модница, преподаватель этого же техникума и по совместительству моя крёстная мать. Крестили меня, разумеется, тайно от отца и «доносчивой» атеистической общественности. С тех пор дома мама хранила мою икону Владимирской Богоматери, собственно, единственное (кроме воспитания и образования), что в силу различных обстоятельств только и осталось мне в наследство от родителей… Да, ещё от отца остались его боевые ордена и медали. Но я об этом совсем не жалею, родители всей своей жизнью подготовили меня к тому, что я должен всего добиться своим трудом, терпением и умом.
В техникуме мама не участвовала ни в каких интригах или группировках. Поэтому часто, когда между сотрудниками возникали конфликтные ситуации, её призывали в качестве нейтрального арбитра, своего рода третейского судьи. За 40 лет бессменной работы она, как говорят, «пересидела» шестерых директоров. И каждый раз, когда увольняли, шёл на повышение или умирал очередной директор, маму приглашал к себе тоже очередной действующий заместитель министра автомобильной промышленности и говорил примерно следующее:
– Поздравляю Вас, Александра Ивановна, принято решение, наконец, назначить Вас директором Автомеханического техникума. Вот я при Вас подписываю завизированный всеми приказ о Вашем назначении. Можете сразу приступать. Есть, правда, маленькое условие: надо срочно написать заявление в партком с просьбой о принятии в КПСС. А то такой достойный человек и вне партии. Не удобно как-то, ну какой пример мы показываем молодёжи?!
Мама заранее знала, зачем её приглашают, предугадывала эти хитрости и была готова к ответу – всегда отнекивалась и говорила, что она ещё не достойна быть членом партии великого Ленина, ещё не доросла, вот ещё с одним директором поработаем, а там… В результате, чтобы не бросать слов на ветер о достойном человеке, министерство ей давало очередную почётную грамоту, значок или медаль. Все прекрасно понимали, что это просто отговорка, что у неё есть другие, более глубинные причины не вступать в КПСС. Но формально придраться было не к чему – она была классным специалистом, и поэтому упорно, много лет продолжала учить подрастающие поколения уму-разуму. Фактически по умолчанию мама была пассивным диссидентом и многие об этом догадывались, но слова этого никто не произносил, – могло стать клеймом и приговором. Она была безгранично преданна как семье, так и работе. Когда мама навсегда покинула нас, на похороны пришли не и только все родственники, но и многие сослуживцы.
Последний бой, он трудный самый…
Мой отец – Ярошенко Николай Михайлович, родился на Украине в 1918 году в селе Снытыщи в Народическом районе Житомирской области в семье Михаила Архиповича Ярошенко и Домны Назарьевны Назарчук, семья которой была раскулачена и выслана в Сибирь…
Фамилия «Ярошенко» не очень распространённая как на Украине, так и в России. Разные генеалогические ветви рода «Ярошенко» породили известных экономистов, политиков, художников, учёных… Есть даже такой астероид «4437 Ярошенко», открытый в 1983 году в обсерватории моего любимого российского Крыма.
Когда умерла бабушка, родители взяли деда в Москву, где он через несколько лет скончался в возрасте 90 лет. Буквально за два дня до смерти, как бы предчувствуя её, дед попросил прийти меня в госпиталь попрощаться и сказал среди прочего:
– Твой отец – мой сын Николай, замечательный честный человек, настоящий герой войны; его есть за что любить и уважать. Но он убеждённый коммунист и сталинист, а я – нет. Я вижу, что ты, хотя и член этой сатанинской партии, но совсем другой. Поэтому я расскажу тебе то, что знала только моя жена, царствие ей небесное, твоя бабка Домна. В восемнадцатом году я воевал против красных в армии Корнилова, а потом, когда он погиб, – Деникина. Когда стало ясно, что мы проиграли, вернулся домой, к семье. Для всех окружающих я был на заработках в Москве. Время было голодное, так многие мужики делали, чтобы прокормить своих близких. Местная красная шпана, которая захватила власть, конечно, подозревала, что я был у белых, но доказать ничего не смогла. Поэтому, в конце концов, оставили-таки нас в покое, но навсегда записали в «неблагонадёжные» и ходу по жизни не давали. Отцу ничего не говори; он уже никогда не сможет измениться – пусть доживает в своём коммунистическом идеальном мире. А ты должен пойти дальше, сделать следующий шаг, я не знаю, как это будет называться… Рад, главное – вижу, что с коммунистами тебе не по пути…