У женской половины жильцов Ян стал главной слабостью – и как объект похоти, и как главный вызов природному женскому любопытству. Наверное, в их глазах он и был идеален, потому что позволял им видеть только то, что хотел. Если бы не одно «но». Он быстро пресыщался ими. И скоро, после трех-четырех проведенных вместе ночей, вышвыривал девушек без лишних церемоний. Вышвыривал в тот же самый момент, как впервые ощущал докучливость и приземленность избранницы.

Он оставался металлически холоден к слезам и мольбам ничего не понимающих девиц, что среди ночи оказывались в коридоре в полуголом виде. Им удавалось самое легкое – затащить его в постель. Но ни одна из них так и не сумела узнать о нем что-нибудь важное. Что-то, чего она не знала до отношений с ним, но так хотела бы выведать. Ян ни перед кем не раскрывался. Никто не знал, что он такое на самом деле. Стоило Фаине об этом подумать, и в теле появлялась странная дрожь.

Из-за подобного поведения Ян прослыл человеком скрытным, непредсказуемым и вспыльчивым, ибо очевидно, что лишь в гневе можно вытворять все то, что он себе позволял. И только Фаина знала, в чем истинная причина.

Скука.

Ян смертельно устал. Устал жить, устал испытывать все те же ощущения, что и вчера, и год назад, и пять лет назад. У него было все, что может желать молодой мужчина. Но он жаждал чего-то большего. Того, что не могло ему дать привычное существование. Многие здесь хотели бы себе иной жизни, мечтали вырваться из организма коммуны, но тот не спешил отпускать психологически. Неужели Ян в этом плане – такой же человек, как они все? Изнывая, он почему-то не мог покинуть это прогнившее, забытое богом место. Их всех удерживают здесь собственные страхи и комплексы.

По крайней мере, так казалось Фаине. Именно эту усталость – экзистенциальную – она замечала в выражении его лица. Но никогда не следует исключать вот какого момента: все мы склонны от той же скуки мистифицировать субъектов, нас окружающих. Придавать им тот смысл, о котором они и не догадываются. Фаина не исключала, что многое о Яне додумывает, пользуясь своей бурной фантазией. Как может она быть уверенной в чем-то, если даже зрение показывает ей силуэты и образы там, где их нет? Может, воображение работает аналогично: от скуки или ради разнообразия дополняет картину так, чтобы жить становилось интереснее.

Размышляя надо всем этим, Фаина украдкой косилась на Яна. Парень занимался тем же самым, но без утайки – взгляд его был открыт, прям и холоден, как обледенелая стрела, выпущенная сильной рукой и зависшая в воздухе. Он был одет в простые темные брюки и джинсовую ветровку темно-синего цвета, распахнутую на груди; под нею виднелась светло-серая, словно выцветшая от стирки футболка. У этого человека определенно есть пристрастие к синему.

Сложно не заметить, как изменилась внешность Яна за последнее время. Из стройного и гибкого, как тростник, парня, который заселился в общагу несколько месяцев назад, с течением дней Ян превратился в обросшего мясом молодого человека именно той степени мускулистости, которая нравится Фаине в мужчинах: без фанатизма из бугров и опухших вен. Пропорции его комплекции приближались к идеальным, что давало постоянные темы для бесед в общежитии, особенно на четвертом этаже. Он знал, как привлечь к себе внимание. Но делал ли он это нарочно?..

Кроме того, Ян как-то незаметно отпустил бороду и усы, что прибавило его возрасту лет семь. Да, теперь он выглядел на все тридцать, но разве густая и красивая растительность могла его испортить? О, нет. Кого из мужчин хоть раз портила борода? Эти жесткие темные волосы стали последним штрихом, который кто-то нанес сухой кистью, завершая образ Яна.

Повлияла ли так жизнь в общежитии или какие-то иные факторы, но Ян огрубел и заматерел. Девушка не знала, как ей к этому относиться. Да и вообще, стоит ли хоть как-то на это реагировать. Будто кому-то по-настоящему интересна ее реакция.

Фаина протерла глаза кулаками, чтобы тайком бросить взор на объект своих размышлений. Боковым зрением она поймала на себе взгляд с выражением, не поддающимся дешифровке. У людей не бывает, точнее, не должно быть подобного взгляда. У молодых людей, наслаждающихся жизнью, – тем более. Фаине вновь стало не по себе. Изнутри томило что-то неприятное, едва уловимое. Она знала – эти ощущения в ней вызывает Ян. Стоит ему исчезнуть – исчезнут и они.

Приближалась их остановка. Очень аккуратно, стараясь не потерять равновесия, и оттого крепко держась за поручни, девушка поднялась и направилась к выходу. Ян тенью проследовал за нею и встал позади, нависая над ее психической нестабильностью, словно кондор, парящий над ущельем. Девушка машинально опустила руку в карман за мелочью и была охвачена приступом паники. Денег не было. Тех жалких двадцати семи рублей, что она сберегла специально, чтобы не идти домой пешком, тех последних денег, на которые она могла бы купить себе целых две булочки с маком на обед, но не стала, тех звонких монет, что она собственноручно положила в карман в начале поездки. Сейчас их там не было.

– На остановке, будьте добры, – прозвучало прямо у затылка, и девушка могла дать руку на отсечение, что рот, сказавший это, ухмылялся.

Она судорожно шарила по карманам, но мелочи не появлялось. В сумке тоже ничего не оказалось. Руки мерзко вспотели, и Фаина не знала, что делать. В подобной ситуации ей еще не приходилось оказываться. Ехать до конечной, а там объяснять водителю, что потеряла деньги на проезд? А потом идти домой еще километров десять. Замечательный план.

Можно было, конечно, и сейчас испытать удачу, но пускать в ход женские штучки при Яне не хотелось совершенно. Проклятые монеты, куда же они запропастились! Может, сблефовать, сказав водителю, что у нее только тысяча одной бумажкой?.. Вряд ли ему будет досуг полвека отсчитывать ей сдачу, лишая себя всей мелочи и выбиваясь из расписания.

Пока Фаина прокручивала в голове возможные сценарии, автобус остановился, двери распахнулись. Девушка растерялась, не успев сориентироваться и выбрать стратегию поведения, но делать этого и не пришлось. Когда сзади ее легонько подтолкнули на выход, она принялась невнятно лепетать что-то, заглядывая в ярко-голубые глаза шофера, тонувшие в грубых складках смуглых морщин. Белые кустистые брови приподнялись.

– За двоих, – Ян вытолкнул Фаину наружу, оставляя купюру в окошке.

Она еще не успела ничего понять, как автобус, щедро обдав ее выхлопными газами, отчалил от остановки. Дымок быстро рассеялся порывами обезумевшего ветра, и рядом с девушкой прояснилась высокая мужская фигура. Фаина поправила сумку на плече, не зная, что еще можно сделать в ее ситуации. Она, конечно, поражена столь рыцарским жестом, но виду подавать не собирается.