После окончания гражданской войны на полуострове осело значительное число граждан бывшей Российской империи, не успевших выехать в ноябре 1920 г. вместе с остатками Русской армии и Черноморского флота в сопредельные страны и не питавших симпатий к существовавшему строю. Крайне непопулярные в Крыму мероприятия по переселению сюда в середине 1920-х еврейского населения усугублялись политикой насилия при форсированном создании колхозов, в решении национального вопроса, в отношении к религии (как христианству, так и исламу), духовенству, местной интеллигенции. В общем, в то время недовольных советской властью было немало. Предвоенные годы были отмечены, несмотря на жесткое законодательство, ежегодным ростом растрат и хищений денежных средств. Динамика такова: на 1 октября 1937 г. – 2 млн 897 тыс. руб., на 1 января 1938 г. 3 млн 280 тыс. руб., на 1 января 1939 г. – 4 млн 118 тыс руб [151] . В период эвакуации 1941 года материальных ценностей, в т. ч. денежных средств, это явление продолжилось и видимо усилилось. Однако страх наказания все же был и как мотив, этот фактор подтолкнул часть местных казнокрадов поддержать оккупантов.

Уже после оккупации территории Крыма, на основании имевшихся тогда статистических документов, в Симферопольской городской управе были оценены людские ресурсы полуострова. На 1 января 1941 г. городского и сельского населения насчитывалось 621,5 и 547,7 тысяч соответственно, всего 1 169 200 человек [152] . На 1 ноября 1941 г. эта численность составляла в сельской местности 432 800 чел. (при этом мобилизовано и призвано 67600 чел., эвакуировано 43220 немцев, 9580 евреев и 5480 других), в городах и поселках городского типа – 469000 (при этом мобилизовано и призвано 91900 чел., эвакуировано 11340 немцев, 29440 евреев и 32007 других) [153] . Пенсионеров в Крыму до оккупации насчитывалось приблизительно 20000 чел. или 1,7 % от всего населения [154] . В апреле 1943 г. население было подсчитано в нескольких городах и сельских общинах, и составляло: г. Севастополь – 15000 чел., Карасубазар – 8000, общины Карасубазарского района – 23500, Саки – 5069, общины Сакского района – 21469, г. Евпатория -19302 (на июль) [155] . По данным германских статистических органов на 1943 год сельского населения насчитывалось 427100, городского – 234900, итого 662000 крымчан, а оценка на 1.05.1944 г. гражданского сельского населения – 421400 чел., гражданского городского – 183800, всего в Крыму 605200 чел [156] . Итого убыль населения по сравнению с началом оккупации (более 900000) составила почти 300000 человек.

Национальные и социальные противоречия.

Ещё одним исключительно важным фактором, осложнившим деятельность партизан, стало внезапно проявившееся и не прогнозированное ранее отношение части местного населения к оккупантам, и это касалось не только отдельных лиц, но целых групп этого населения [157] . В частности Манштейн в своих воспоминаниях отмечал следующее: «Татары сразу же встали на нашу сторону. Они видели в нас своих освободителей от большевистского ига, тем более что мы уважали их религиозные обычаи. Ко мне прибыла татарская депутация, принесшая фрукты и красивые ткани ручной работы для освободителя татар «Адольфа Эффенди»» [158] . Такие дружественные встречи имели место по всему Крыму. Например, командир Судакского партизанского отряда Э.Юсуфов, сам крымский татарин, в своём донесении сообщал: «При оккупации немецкой армией Крыма, в частности, Судакского района, по данным разведки в дер. Ай-Серез, Ворон, Шелен, Кутлак, в особенности в Отузах со стороны большинства населения была организована специальная встреча немцам. Встреча совершалась букетами винограда, угощением фруктами, вином и т. д. В это число деревень можно отнести и дер. Капсихор...»; об этом же сообщали и другие партизанские руководители [159] .

Манштейн, как и другие немецкие источники, изображает дело таким образом, что местные деятели из числа крымских татар сделали первый шаг навстречу «освободителям». Однако, судя по всему, этому предшествовала определённая агентурная работа сторонников германской ориентации и в крымскотатарской среде, и в эмиграции [160] . При этом необходимо отметить, что такого рода профессиональные усилия органов абвера 11-ой армии и Айнзатцгруппы-D оказались достаточно эффективными и серьезно затруднили становление партизанского движения, так как подтолкнули значительную часть партизан, особенно жителей предгорных и горных населенных пунктов, к самовольному оставлению отрядов.

Кроме того, с другой стороны, не спровоцированное в первые дни оккупации никакими недружелюбными действиями партизан по отношению к местному населению стихийное и безнаказанное расхищение жителями прилесных сел продовольствия и имущества на перевальных пунктах и базах некоторых отрядов, создало прецедент, с помощью которого оккупационные власти и их высокопоставленные пособники толкнули значительную часть антисоветски настроенного населения деревень, окружавших партизанскую зону, на настоящий грабеж продовольственных и материальных баз остальных отрядов, что в конечном итоге привело и население этих деревень, и партизан к самым тяжелым последствиям.

Существенным недостатком оказалось игнорирование Крымским ОК ВКП(б) и НКВД Крымской АССР изменений, происшедших в национальном и численном составе республики, связанных с эвакуацией населения, мобилизацией в действующую армию и выселением крымских немцев в августе 1941 г., а также недооценка возможных масштабов политического, религиозного, экономического и военного коллаборационизма, внешние признаки которого в достаточной степени стали очевидными уже с первых ней войны.

Благодушие и близорукость руководства обкома ВКП(б) привели к тому, что в состав командования партизанским движениям не был введен ни один из секретарей обкома и ни один крымский татарин, а первые секретари Судакского, Алуштинского и Ялтинского райкомов ВКП(б) – татары по национальности – не прибыли в лес для исполнения обязанностей комиссаров партизанских районов, что не позволило избежать впоследствии многих сложностей, возникших в отношениях партизан с жителями деревень, окружавших партизанскую зону. С первых же дней организационного этапа сложности и недоразумения породили взаимные претензии и недоверие, подогревавшиеся спецслужбами оккупантов и лидерами местных пособников.

Некоторые организаторы партизанского движения еще до оккупации видели сложность морально-политической обстановки и понимали, что это может проявится в период возможной оккупации. Так, И.Г. Генов отмечал [161] : «Во время своих поездок в эти дни по горам и лесам, я встретился с людьми, которые вызывают большое подозрение, с прошлым. Это люди раскулаченные, репрессированные советской властью. И вообще это антисоветские люди, которые поустраивались одни в колхозы, другие в лесничества – чабаны, лесничие, счетоводы и т. д., и т. п. Если немец придет, они верой и правдой будут ему служить…». «29 сентября. За последние дни вражеские агенты из антисоветских элементов усилили свою антисоветскую, пораженческую агитацию и пропаганду. Беда в том, что они не бездействуют, проводят эту свою зловредную работу по дезорганизации нашего тыла. Настаиваю перед Кадыевым изъять наиболее активных из них. Говорит, что он не имеет права на эти санкции. Странно!». «Хочу записать один возмутительный факт, который имел место вчера в Улу-Узене. Несколько лет тому назад один кулак по фамилии Абдураимов Смаил был раскулачен, а затем за антисоветские дела нашими органами был выслан за пределы Крыма. Прошел срок. Он вернулся. Год тому назад его приняли в к-з «3-й Интернационал». Видимо, считали, что он уже готов «врасти в социализм». За это время он показал «образцы» работы. Но вот наступила война. Фронт приблизился к Крыму, и она начинает показывать свое настоящее лицо. Когда вчера пришел бригадир колхозников снимать фрукты, он выгнал из сада, заявляя, что это все его, и что он никого сюда больше не пустит. Угрожает всем, что когда придут немцы, он потребует, чтобы ему за 10 лет пользования этим садом уплатили. И вернули ему 300 овец с приплодом, какой был бы за все это время. После того, как он выгнал колхозников из сада, он пошел в конюшню и забрал 2-х лучших лошадей. На глазах наших людей происходит развал и распад колхоза, и никто никаких мер не принимает. Наоборот, они перед этими антисоветскими элементами даже заискивают…». «18 октября. Предгорные деревни не только не очищаются от антисоветских и особо опасных элементов, все больше и больше засоряются ими. Сегодня в Ускуте я встретил Факула, а в Сартане Александра Босова. Эти и подобные им очень опасные типы. Они имеют влияние на часть населения, и хорошо знают лес. Они в будущем могут нагадить..»..

Ресурсы.

В организационный период областной комитет ВКП(б), НКВД и советские органы Крымской АССР приступили к подготовке подполья и партизанского движения, опираясь в основном на местные ресурсы, оставшиеся после нескольких мобилизаций и эвакуаций остатки людских резервов и опыт старых партизан – участников гражданской войны. Кроме того, необходимо учесть, что перед ОК ВКП(б) и советскими органами, кроме подготовки партизанского движения и подполья, стояли другие, не менее важные задачи: проведение мобилизации; эвакуация населения, промышленности, культурных ценностей; обеспечение участия населения в оборонительных работах; формирование народного ополчения, истребительных батальонов; организация ремонта и производства боевой техники; уборка урожая и транспортировка сельскохозяйственной техники, излишков продовольствия и крупного рогатого скота в восточные районы страны; организация сети госпиталей на базе санаториев Южного берега Крыма и т. д. [162] . В отдельных районах партизанские отряды обеспечивались по остаточному принципу, что неизбежно сказалось на качественных и количественных показателях.