— А печь-камень трудно создать? А оздоровительных артефактов? А тех шайб, которые для стирки? А…

— Нина, Нина, остановись, не части! — дядя был серьезен, но глаза его смеялись. — Хочешь бытовые артефакты для степняков? Зачем?

— А почему нет, дядюшка? Даже если ты уедешь, Байдан останется. У него будет доход, у степняков жизнь будет чуть легче, а у короны появится еще одна точка влияния.

После еды Гунар выманил меня поговорить наедине. И то верно. Третьи сутки они здесь, а мы еще так и не пообщались.

— Ты меня беспокоишь, детка. — дядя начал без предисловий, чем несколько напряг.

— Я где-то накосячила?

— Вот этим и беспокоишь! Ты стала менее в себе уверенной! И месяца не прошло, как вы уехали, а уже такие изменения!

— Раньше, дядюшка миленький, я была сама за себя. Вы были рядом, но никто из вас без меня бы не пропал! А сейчас на мне ответственность. И каждый мой чих, так или иначе, повлияет на качество жизни десятков людей!

— Жалеешь?

— Неа. Какая разница, «Лунный пик» или еще что-то. Все равно куда-нибудь да встряла бы. А здесь у меня свобода выбора есть. И право этот выбор диктовать, если понадобится. Чего еще желать женщине в мире мужчин, созданном мужчинами для мужчин? — ой, пожалуй, для дяди это слишком радикальная позиция, нужно перевести тему. — Помнишь, мы с тобой обсуждали увечье Витто? Как думаешь, с помощью синенькой ему можно помочь?

— Я смотрю, ты очень о нем заботишься. И не говори, что он очень важен для крепости. Здесь, ведь, не только ответственность, я прав?

— Ой, Гунар, давай не будем делать вид, что Сара тебе ничего не рассказала.

— Ну, прости, прости. Потерпи немного, детка, и магистр Юттим будет тебе хорошей парой. Вот ногу ему вылечим…

— Вот в том-то и вопрос, дядя, зачем ему я. Особенно если вылечим. Ты посмотри, какой он красивый. А я? Смесь мышонка с утенком. Он магистр, как ты справедливо заметил, уникальный маг. А у меня даже магии нет. Ну, такой, чтобы предъявить можно было.

— Нина! Прекрати! Принижать себя прекрати! И не жди, что я стану петь дифирамбы твоей исключительности. А что до внешности, то поверь старику — к красоте привыкаешь быстро. Пожалуй, быстрее, чем к уродству. Тебя же не волнует его хромота. Возможно, через год и красота волновать перестанет. Все, пойдем к остальным, хватит рассиживаться в моей комнате.

Так стихийно сложилось, что самая большая гостиная из открытых рушами, превратилась в некую кают-компанию. Гостям в трапезной, с солдатами, неинтересно, а нам не хотелось терять время, пока близкие рядом. Вся семья в сборе. И Витто, здесь, как ни странно. А вот Тишка, что-то не в настроении. Всегда радостный солнечный мальчик был хмур и на мысленный призыв не отозвался. Даже отвернулся.

Вот я балда! Уже пару дней, занята своими переживаниями и планами, а тут самый важный человек обижается.

— Тишенька, миленький, прости меня! Прости, мой хороший, пожалуйста! Хочешь я тебе спинку почешу на ночь? — это предложение мелкого заинтересовало. Чуть-чуть.

Сидит в самом широком кресле. В моем кресле. Свернулся ужиком, нос в коленках прячет, старается не пустить меня сесть рядом. И эмоции придерживает, не открывает. Так обиделся, бедняга. Но против поглаживания по волосам устоять не смог.

— Ты теперь Витто любить будешь, да? — все-таки, Раштит не человек. Он, безусловно, чувствует, но как-то иначе, чем обычный подросток. Пропусти-ка через себя бесчисленное множество чужих мыслей и эмоций! Для него и тайн-то нет.

— И Витто. И всех остальных. Но ты все равно на первом месте. Ты мой приоритет!

— Правда?

— Разве я могу тебе соврать, солнышко? Конечно, правда! — о, наконец, подвинулся, дал устроиться и даже обнять себя позволил. Так, чтобы мое дыхание ему висок грело. Вот лизунчик. Так ластился он только первое время в доме Сары. Потом вроде перерос.

— Трудный день был, да маленький? Нужна была помощь?

— Братья на совет вызывали. Дождь в этот раз получился у Гоха уж очень сильным. Равнины заливает. Люди молят о передышке.

Странно. А у нас здесь все неплохо. Это из-за моря рядом?

— И что от тебя хотели?

— Спрашивали, хватит ли сил начать греть до срока. А я не знаю.

— А раньше как делал?

— Да не помню я! — Тишке разговор явно неприятен, это понятно по напряженному плечу под моей рукой, не говоря уже о доносящихся эхом эмоциях. Взрослеет боженёнок, неловко ему за себя прошлого.

— Тебе еще время нужно? Чтоб сил набраться?

— На такую весну, как ты хочешь, все равно не наберу. — отчаянное признание окатило горечью. Не моей, Тишкиной.

— А на маленьком кусочке хватит? — кажется, эта идея показалась мелкому новаторской. — Над нашей деревней и стойбищем Пятнистых?

— Если в других местах, как обычно, то может хватить.

— Ну, и ладненько. Проси Гоха, чтоб на ночь дождь выключал. А степь тебя пусть сама о милости попросит и сил даст.