Встречая Шапкина в мальтийском аэропорту, я наблюдал, как самолёт из Москвы заруливает на стоянку, как подают трап и думал: «Интересно, как он изменился за эти годы – потолстел, полысел, узнаю ли сразу?»

Двери самолёта открылись, и первым на трап шагнул… русский поп в богатом, парадном, расшитом золотом облачении. Высокий головной убор он придерживал рукой, в другой нёс дорогой кожаный портфель.

– Мать твою… – мелькнуло в голове. – Только Лёха мог устроить такой спектакль, его стиль. Но как?

Когда священник появился в зале ожидания, провожаемый сотнями любопытных взглядов мальтийцев и туристов, и направился ко мне, я чуть не впервые за свою жизнь оробел. Ряса, богатое убранство не было бутафорией. Мало того, финальную точку в образе ставил настоящий боевой орден на груди моего однокурсника.

– Лёша… ой, простите, Батюшка… – промямлил я, не зная, приложиться к руке священника или протянуть для пожатия?

Именно на такой эффект Шапкин и рассчитывал. Медленно подойдя ко мне, он аккуратно поставил портфель, повернулся к толпе встречающих и размашисто осенил их православным крестом, благословляя. В ответ добрая сотня человек почему-то захлопала. После чего повернулся, обнял меня и, так же картинно, троекратно поцеловал, после чего протянул руку, но хитро, ладонью вниз, почти как для поцелуя.

– А вот хрена два, – прошептал я. К счастью, Лёша чуть переиграл, дав мне оправиться от удивления.

– Облом. Что, затянул сцену, пережал? – весело спросил священник. – Да, всегда страдал от этого, меры не знаю. Да ладно, вези меня, боярин, в келью монашескую, надеюсь, «кровь господня» у тебя припасена в больших количествах?

На яхте попу была определена собственная каюта, из которой через полчаса вышел обычный Шапкин, в китайских шортах неопределённого цвета и застиранной футболке. Пригладив жалкие остатки сметённых временем волос, он заорал: «Стас, дай я тебя поцелую, сколько лет…»

– Эээ, минуточку. Надо сначала определиться, кто есть ху… – отстранился я. – Вы… ты… и вправду священник?

– Иеромонах отец Иоасаф, настоятель одного из подворий Санкт-Петербурга, позвольте представиться.

– Иеромонах, то есть чёрный монах?

– Уже да, два года назад принял третий постриг.

– Ни фига себе. А это какое звание, если на военный лад перевести, для тупых и недалёких в церковной иерархии?

– Полковник, как минимум.

– И как мне вас теперь называть?

– Ты достал уже! Чего напрягся, попа первый раз видишь? Для тебя я был, есть и буду Лёша Шапкин. Ну разве что на людях, когда я в одеянии, не матери меня, пожалуйста. Так нальёшь зелья какого-нибудь, с устатку?

– А тебе пить можно?

– Всё, я понял. Издеваешься. Мстишь за аэропорт. Сволочью был, сволочью остался…

– Ну, так и быть – целуй, но смотри, не доверяю я вам, ксендзам… в свете последних тенденций в церкви.

– А это не у нас, это у католиков содомия сплошная, мы в РПЦ не такие, – захихикал иеромонах.

За столом Лёша хорошо поставленным голосом артиста-проповедника поведал о жизненных перипетиях.

– Ну о моей театральной карьере ты наверняка знаешь. Не буду останавливаться, скажу только, что там я быстро всего добился, получил «заслуженного», и уготовано мне было, согласно моей фактуре, всю жизнь играть дурачков да Бабу Ягу. Ну, может, под старость, если бы повезло, Короля Лира дали сыграть. В театре сплошной террариум и серпентарий, все едят всех, да и девяностые начались – ни сьемок, ни ролей, ни денег. С женщинами, как сам помнишь, у меня как-то не складывалось никогда. Нет, были, конечно, даже ребёнок на стороне есть, но… им подавай богатых или хотя бы видных, а я… я – мелкая копия Милляра. Но я хочу внимания, хочу, чтобы все мне поклонялись.

– Погоди, так религия – это твоя персональная сцена? Поэтому в попы подался?

– Нет, конечно. К Богу я шёл долго. Бросил театр и уехал в дальний монастырь, три года послушником, поступил в семинарию, совершил постриг, получил первый сан, но на приход не пошёл, стал келейником у епископа. Я ж звезда – мне и путь нужен звёздный, быстрый. За пару лет стал ему незаменимым помощником, даже иногда решал мелкие вопросы своей волей, конечно, с благословения. Скоро заслужил авторитет у братии. В итоге получил от епископа хороший приход, сейчас заканчиваю духовную академию, лично знаком с патриархом. На то, чего я добился за десять лет, многим жизни не хватает.

– Сильно! Лёш, скажи, а что за орден у тебя на рясе висит, не похож он на церковную или гражданскую побрякушку?

– Чечня, две командировки.

– Ох, ни фига себе, так ты же не можешь воевать, ты же священник?

– А кто солдатиков окармливать будет, в России нет института капелланов, вот и напросился на войну, хоть и страшно там до ужаса. Но как-то пообвык там, эта работа – исповедовать умирающих солдат да благословлять на ратную битву – очень угодна Богу, да и почетна среди священнослужителей. Сейчас служу в Питере, но планов дальнейших – громадьё. В общем, я ведь сюда не только отдыхать – повидаться приехал. Хочу почву провентилировать. Наверху есть мнение – приходик здесь открыть, наш РПЦ-шный, пока Зарубежная Православная Церковь не влезла. А я уже давно на покой хочу, в тёплую спокойную страну, сам себе хозяин, все тебя любят, все ручку целуют… да доход здесь неплохой видится. Как, одобряешь такую идею?