— Уходить надо, Ксана, — шепчет Катя. Ей кажется, что пистолет, запрятанный у нее под кофточкой, жжет грудь. «Что, если бы обыскали в комендатуре?» — мелькает у нее в голове. Сердце пронизывает страх, горло перехватывают спазмы… «Почему эта чернобровая белорусская девушка совсем не волнуется?.. В комендатуре она смеялась, строила глазки немецкому офицеру… Как она их ловко путала!.. „Моя подруга, — говорит, — перед войной приехала погостить и застряла“. Документ показала. „Мы, — говорит, — за картошкой в поле ходили, а патруль задержал…“ Хорошо, догадались накопать картошки. Смелая. А вот я не умею ни врать, ни притворяться. Деда-беженца схватили — надо быстрей уходить! А она хочет зайти — старуху проведать…»

— Катя! — раздается из горницы голос Марфы Власьевны. — Катюша, иди сюда!

— Иди… — Оксана кивком головы показывает на дверь и шепотом добавляет: — Надо узнать, что это за птица.

В горнице Хильда показывает Кате карточку и спрашивает!

— Это ваша сестра?

Вилли переводит вопрос. Катя молча кивает головой.

Хильда сама видит: тот же непокорный, упрямый взгляд, тот же строгий изгиб бровей. «Русская дрянь!» — хочется крикнуть ей. Она смотрит на Катю с открытой враждебностью.

— Удивительное сходство! Зачем меня направили сюда? Вы что, не знали? Кто это хочет, чтобы мне здесь перерезали горло? Отравили? — Хильда раздраженно забрасывает Вилли вопросами.

— Я не понимаю… Здесь очень прилично… — лепечет Вилли.

— Не понимаете? Девушку, которую я отправила из Берлина на ферму, прислали вы. Очень похожа на эту… — Хильда кивнула на Катю. — Я не могу здесь оставаться!

— О-о! Это любопытно! — восклицает Вилли. — Русских девушек отправлял ваш брат, майор Круфт…

У Кати холодеют ноги, кровь ударяет в виски. Если бы эта немецкая барыня знала, что Катя отлично понимает ее язык!.. Опустив голову, она как можно спокойней спрашивает Вилли:

— Что не нравится этой даме?.. Она будет всем довольна.

— Что говорит эта русская? — спрашивает Хильда.

Вилли переводит.

— Я не могу здесь оставаться! — взволнованно повторяет Хильда.

— Но, сударыня, приказание генерала… — нерешительно говорит Вилли. — Мы не располагаем другим помещением. У вас будет часовой. Заставьте эту девчонку прислуживать…

Хильда, зная характер генерала, не может не согласиться с Вилли. Если Штрумфу-старшему объяснить все положение, он скажет: «Женские глупости!» «Надо скорей уехать из этой ужасной страны», — думает Хильда.

Перед отъездом Густав Штрумф зашел к жене ровно на две минуты проститься.

Выслушав Хильду, он развел руками.

— Удивительное совпадение!.. Но тебе не стоит волноваться. Ведь им ничего не известно. На этих днях мы продвинемся на восток. А сейчас требуй все, что тебе будет нужно. Хозяйка в этом доме — ты…

В сумерки Петя повел девушек между огуречными грядками, мимо колодезного журавля прямо к бане, стоявшей на берегу речушки.

В бане было тепло, сыро и темно.

Катя зажгла спичку. На снопах ржаной соломы, под пестрой дерюжкой вытянулась черноволосая мертвая женщина с заостренным носом и широко открытым ртом. В ногах у нее лежали зеленые огурцы и нетронутая краюха хлеба, принесенные Петей.

Оксана опустилась на колени. Глухим, сдавленным голосом вскрикнула:

— Мама!.. Мама!..

Спичка погасла.

Петя поймал в темноте руку Оксаны, прижался к ней щекой, тихонько заплакал…

В штаб кавгруппы Торба и Шаповаленко вернулись глубокой ночью. У костров, тихо переговариваясь, бодрствовал очередной наряд.

Кавалеристы спали мертвым сном. Только голодные кони, позванивая колечками трензелей, рвали колючие еловые ветки и с хрустом обгладывали древесную кору.

Ложась отдыхать, Лев Михайлович приказал дежурному немедленно его разбудить, как только вернутся разведчики. И вот теперь он сидел в шалашике, у ярко горевшего костра, подкидывал в огонь веточки и слушал доклад Торбы. Тут же, покручивая усы, надвинув на ухо шапку, сидел Шаповаленко.

— Зачем старик пошел по огородам? — выслушав обстоятельный доклад Торбы, спросил Доватор.

— Вин хотив с пацаном побалакать! — ответил Шаповаленко. — А тут выбежал немец и начал курей гонять, наскочил на деда, — щоб ему пусто! — а у меня автомат раз — и молчит…

— Чистить надо, Филипп Афанасьевич.

— Да по коноплям полз, товарищ полковник, семя насыпалось! После уж разгадал…

Принесенные разведчиками данные были очень ценными. Бойцы хорошо изучили подходы к селу, систему караулов, точно записали, сколько прошло в село и сколько ушло автомашин. Можно было догадаться, что в селе находится особо засекреченный штаб. Плохо было то, что немцы схватили старика, который имел связь с партизанами и не успел дать явку разведчикам. Не узнали разведчики и о том, что случилось с Катей Авериной и Оксаной. Это сильно беспокоило Доватора.