— Надеюсь, те письма тебя развлекли? — Я изящно присаживаюсь на краешек стула. — И надеюсь так же, что и ты меня развлечешь, потому что, признаться, у меня есть куда более интересные дела, чем пикироваться словами с великим герцогом Россом.

Он присаживается к столу и жестом передает мне право первого хода.

Нужно сказать, не единожды за время игры я с благодарностью вспоминаю советы Блайта. Понимаю, что мне не выиграть, ведь Эван буквально на ходу рушит все мои попытки предугадать его тактику, но несколько раз неприятно удивляю его, успешно избегая ловушки на доске. Когда партия подходит к середине, я жалуюсь на жажду — и Эван приносит мне кубок. Снова делаю вид, что пью, и потихоньку начинаю строить из себя захмелевшую. Даже если в моем кубке нет никакого «особенного» эликсира, я всегда могу списать болтливость на неумение пить. Кстати, пить я и правда не умею. Вина на островах все до невозможности кислые, чтобы утолять жажду в палящий зной, и во рту от них отвратительное послевкусие. Старый герцог говорил, что это дело привычки, но за семь лет я ее так и не обрела.

Я понимаю, что Эван все-таки разыграл свою партию, когда становится ясно, что каждый мой ход теперь лишь совершенно предсказуемая последовательность ведущих к поражению шагов.

— И ты еще хотел, чтобы я играла с тобой на всякие гнусности, — «хмельно» смеюсь я, забрасывая ногу на ногу на мужской манер.

Герцог отрывает взгляд от доски и скользит им по моей ноге. Нарочно покачиваю носком. Что бы там ни говорили, но лучшие помощники женщины: соблазн, кокетство и хитрость. А умная женщина умеет пользоваться всеми тремя одновременно.

— Хотел, Дэшелла, и до сих пор хочу. Без всяких шахмат.

Он так резко смахивает фигуры с доски, что я на миг вздрагиваю, чуть было не «уронив» свою маску притворства. Костяные королевы, короли, советники и конницы, солдаты и офицеры, башни и лучники дождем падают на пол, разряжая тишину мелодичным постукиванием.

— Тебе незачем уезжать в своей неприспособленный для жизни замок.

— Он очень даже приспособлен.

— Обманывать меня? — Эван поднимается и уходит в противоположный конец зала. Сбегает он от меня что ли? Или я выдаю желаемое за действительное? — Ты зачем-то вернулась, Дэшелла. Ради мести? Ради Триединых, это же абсурд. Ты на шахматной доске не можешь со мной справиться, а в искусстве плетения интриг мне нет равных. Ты это знаешь, я это знаю, король это знает и даже безмозглый принц. Это мир взрослых мужских игр, и сопливую девчонку здесь просто растопчут.

— Ну, так попробуй, — предлагаю я. — Прекрати угрожать и распускать хвост и попробуй так же легко смахнуть меня с доски.

Я поднимаюсь и иду прямо на него. Медленно, самую малость качая бедрами. Эван неотрывно следит за каждым шагом и, когда мы оказываемся на расстоянии прикосновения, скрещивает руки на груди. Что это: попытка уберечь себя от меня или барьер, которым он разделяет наше внезапно вышедшее за все дозволенные рамки общение? Я не могу его прочитать.

— Я никогда не стану любовницей великого герцога Росса, — говорю, цепляясь пальцами в его черный бархатный камзол. — Я никогда не лягу в твою постель на твоих условиях, Эван. И в тот день, когда решу, что готова разыграть свое тело в дурацкой возне черно-белых фигурок, ответной ставкой будет титул герцогини Росс. И ты проиграешь. Добровольно.

— Ты ненормальная, — говорит Эван.

— Поэтому я тебе и интересна.

— Зачем ты приехала, Дэшелла? Кроме очевидно глупой затеи устроить государственный переворот?

— Я богата, у меня есть все, о чем может мечтать молодая красивая вдова, — делаю широкий жест рукой. — Тебе не приходило в голову, что иногда женщины просто развлекаются без всякого тайного умысла?

— Только не ты. — Эван все-таки разжимает руки и почти нежно обхватывает мое лицо ладонями. Большие пальцы гладят «яблочки» щек, а взгляд скользит по губам с неприкрытой потребностью. — Что? Тебе. Нужно?

Провожу кончиком языка по губам, отчаянно стоя на смерть против его сумасшедшего обаяния. Он не красавец, далеко не красавец, но сила и власть делают его невообразимо желанным. Кажется, он способен управлять одним щелчком пальцев не только Абером, но и всем миром. Мы две стихии, и рано или поздно наше столкновение неизбежно. То, что происходит сейчас — лишь разминка перед основными событиями. Мы как два бойца на арене, кружим вокруг друг друга, присматриваемся, осторожничаем, боясь показать свои слабые стороны и надеясь увидеть такие у противника. Опасность распаляет обоих. И в тот момент, когда зрачки Эвана сужаются, и он тянется к моим губам, я произношу:

— Понятия не имею, о каком перевороте ты говоришь, я лишь приехала сделать некоторые инвестиции.

— Куда же? — настораживается он, и я не без горечи осознаю, что желание поцелуя улетучивается с его лица, словно и не было.

— В банк «Империал», — говорю и тут же прикусываю губу.

— Какое… выгодное вложение, — произносит Эван. — Надеюсь, у тебя все выгорит.

«Я тоже очень на это надеюсь, великий герцог Росс».

Самое паршивое, что на следующий день у меня просто зверски болит голова, как будто я не притворялась пьяной, а, в самом деле, упилась до беспамятства. Встать с постели невероятно трудно, но еще тяжелее справиться с желанием послать все к демонам и бесам и вернуться обратно в уютное тепло сна. Игра в шахматы с герцогом отняла все силы, а взамен я получила лишь еще одно подтверждение своей от него зависимости. Даже если он виновен во всех моих бедах, даже если я для него всего лишь зарвавшаяся девчонка, я все равно мечтала о его поцелуе. И всем том, что могло последовать за ним.