— На голову больные оба, — покрутил пальцем у виска Макс. Не взглянув на Сергея, вышел и громко хлопнул дверью.

— Вот же тварь! Он на тебе столько лет наживался, сам ничего не может…

— Он правду сказал, Катя, — Сергей снова сел на диван, закрыл лицо рукой, — чуть морду ему не начистил. Ты иди…

— Куда?

— К себе.

— Вот прямо щас! Гордый и неприступный. Да мне плевать, какой ты был. Это до меня, в прошлой жизни, а сейчас мы вместе, сам же сказал. Ну хватит уже, а то прямо страдающий Альберт. — Она сложила руки крестом на груди и боком на полупальцах пошла к нему.

Сергей посмотрел на нее совсем уже спокойно, потом рассмеялся.

— А ты, оказывается, ругаться умеешь, слова всякие знаешь.

Катя молча закивала и коснулась пальцами губ «мне запрещено говорить», показала на сердце и «отдала» его жестом Сергею.

— Иди сюда, — позвал он. — И чего уговаривать стала?

— Ну прости, — она впрыгнула на диван с ногами, прижалась к плечу Сергея, обняла, — прости, Сережа.

— Ладно, проехали. Но танцуем только вместе, или никак. И сольные номера не обсуждаем. Успею я «Крылья» показать.

— Хорошо, хорошо… Ты не сердишься?

— Нет.

— Хорошо, тогда полежим немного и пойдем точиться* и репетировать, завтра второй тур, мне скорей уже хочется. — Она вздохнула мечтательно, потянулась гибко, всем телом от кончиков пальцев рук до носков. — «Фестиваль Цветов» такой номер… романтичный, а Диана и Актеон — они мои любимые. Или Жизель любимая? Даже не знаю… Все любимые — что танцую, то и люблю. — Катя притихла ненадолго, пристраиваясь под бок к Сергею, но вдруг приподнялась и спросила: — А с Максом теперь что?

— Ничего, остынет. Не в первый раз…

Это был четвертый день Конкурса, накануне Катя приходила в себя. Она танцевала первый тур и свои вариации, и номера с Сергеем, потому что он вытащил на жеребьевке тот же день, что и Катя. И свалилось на нее две вариации, а еще и Диана, и Актеон, и Флорина, и Голубая птица.

Сергей только за голову схватился, он не представлял, как Кэтрин такое выдержит. А она успокаивала.

— Подумаешь, а как мы «Жизель» танцевать будем? Там больше и также в один день, через антракт. Тут вон перерыв даже больше.

— Да ты сломаешься! В первый же день. И как меня угораздило вытащить так неудачно очередность! Давай попросим поменять?

— И не подумаю, — хорохорилась она, — пускай сразу меня увидят, со всех сторон. А потом зато два дня перерыв. В первый отдохну, потом отрепетируем все как следует. Уклон на новой сцене, говорят, не очень, да нам-то что, мы и на понтоне Лебединое адажио танцевали. Сережа, перестань ты дергаться!

Катя говорила это, а сама не знала, что такое настоящий страх сцены, когда ноги не держат, их сводит судорогой, а в голове весь порядок перепутывается и упасть можно на ровном месте. Но, один раз преодолев, она уже не боялась, а лишь загоралась ярче, волнение перерождалось в восторг, наслаждение, хотелось испытывать это снова и снова.

Программу первого тура старших Катя станцевала с Сергеем блестяще. Его запредельные прыжки, пируэты и вращения привели в восторг и публику, и Катю. Она не ожидала, что на сцене с Сергеем все будет вот так. Когда внутри все дрожит от возбуждения и желания быть в его руках на глазах всех этих людей, под слепящими софитами. И танцевать, танцевать, танцевать! С ним, для него, еще и еще…

По результатам Катя и Сергей вышли вперед с хорошим отрывом, каждый в своей группе дуэтов.

Теперь им предстояли «Корсар» и «Весенние воды». Второй тур переломный, если Сергей подтвердит успех, то на третьем останется только удержать. В «Жизели» он был уверен, Поль Шарден выстраивал программу по восходящей. «Пламя Парижа» у Кэтрин и гранд па-де-де из второго акта «Жизели» должны были добить комиссию.

А вот «Корсар»? Как же правильно и правдиво показать любовь раба? В том, что Солор любит Медору, Сергей не сомневался, но вместе с тем он сознает всю несбыточность этой любви.

В первый поклон перед ней, прекрасной недосягаемой не Медорой, а его Катей, вложил Сергей собственные сомнения, а она, поняв, стала разрешать их одно за другим. Она освобождала его, позволяла любить. Свободу воли — вот что давала она его чувствам. И, приняв это, Сергей, а с ним и Солор, обретал крылья.

— Сережа!!! Как хорошо, ты не делал такого раньше, не просто прыгнуть и скрутить. — Катя обняла его прямо в первой кулисе. — Прыгал тоже здорово! Летал. Но он же… — Она не могла говорить, потому что надо было дышать после коды.

— На поклон, на поклон, — торопил их помощник режиссера по сцене, и Катя не досказала, только взглядом. Сергей кивнул согласно.

— Да, все ты верно поняла. Идем кланяться.

— А потом скорей переодеваться! «Весенние воды» так хочу!

И желание ее вырвалось в стремительной отчаянной смелости, неудержимой страсти. Через три номера, когда Катя влюбленной вакханкой выбежала на сцену, Николай Григоров отложил в сторону листы с пометками и неотрывно следил за ней со своего председательского места. В глазах его было удивление и радость, подобная той, что отражается во взгляде астрофизика при рождении новой звезды.