— Скажи, а ты был с женщиной?

— Был, — честно признался Макс.

— Как это? Лучше, чем со мной?

— Это другое, — Максим накрыл его руку своей. — Почему ты спросил?

— Когда я учился в Вагановском, то жил дома и ездил в училище каждый день. Завидовал общежитским, они вместе были, как семья. Нет, всякое случалось, но так сильно, как у Манфея, никто не травил друг друга. В младших классах — нет. Это потом началось, борьба за первенство, сольные партии. А мои дворовые с самого начала, как поступил, надо мной смеялись, задирали. Я молчал, драться нельзя было, да и не умел. Не ходил, как ты, на борьбу, только на классику и на классику. А у станка драться не учили.

— Я на борьбу не от хорошей жизни пошел. Не знал, как повернется, думал, вдруг в милиции придется служить, вот и готовился.

— Ты в милиции. Ха-ха-ха… Нет, не представляю.

— Почему, мне бы форма пошла.

— Ну разве что…

— Ты не отвлекайся, про девочку давай, что у вас там было?

— Я же еще ничего не сказал про девочку, откуда ты знаешь?

— Метод дедукции, — отшутился Макс, — ты спросил, не был ли я с женщиной. Значит, либо ты сам был и остался в сомнении, либо не был и хочешь справиться о подробностях.

— Какая прозорливость. Прямо Шерлок. Да, была одна девочка во дворе, но я не решался подойти, заговорить с ней. Она смотрела на меня странно.

— Может, ты ей нравился? Потому и смотрела.

— Не знаю, я спросить боялся. Думал, она, как другие, смеется, презирает, что я такой. Танцую.

— Что же в этом позорного?

— А что хорошего? Это только театралы принимают нас, некоторых боготворят, а обычные люди — не понимают. Мой отец всю жизнь осуждал и теперь, наверно, осуждает.

— Не общаешься с ним?

— Нет, мы поссорились крепко, я из дома ушел.

— А мой умер. — Максим подумал, что за все время, что жили вместе, они не разу не говорили о родителях. — Прости, я перебил… Что же девочка?

Сергей помолчал, глядя в окно на пешеходов, что собирались у светофора.

— Один раз я возвращался с занятий, осенью поздней, может, в ноябре, уже холодно было, Нева поднималась, знаешь, как это в Питере бывает. И вот, я иду через двор, а там чужие мальчишки и эта девочка, они её обижали, сорвали шапку и закинули на дерево, на ветку высоко. И не достать.

— И ты с ними подрался?

— Нет, я не дрался. Девочка заплакала, они смеялись, а шапка болталась на ветке. Я положил портфель на лавочку и прыгнул.

— Что ты сделал? — не понял Макс.

— Прыгнул. Это уже в классе шестом было, мы тогда большие прыжки прошли, жете на середине. Я лучше всех прыгал… Достал я шапку, с первого раза. Отдал ей, мальчишки замолчали, потом ушли.

— А она? Спасибо хоть сказала?

— Не помню, наверно, сказала. Она меня обняла и поцеловала в щеку.

— А потом?

— Ничего, я редко её видел. Занят был в академии.

— А Вика, партнерша твоя? С ней что было?

— Ты и про Виктусю знаешь, — покачал головой Сергей. — И с ней ничего кроме танцев не было. Подвел я её, когда с Яковом…

— Ну, что было, то было, — не желая про Якова начинать, Максим поспешил сменить тему. — Так гулять поедем? В первый же твой выходной?

— Поедем.

В Гатчине толпами бродили туристы, парк не подарил уединения, на которое рассчитывал Максим. Да и ехать пришлось к черту на рога, уже и гулять расхотелось. Лучше бы в Павловск наладились, гораздо ближе, прямо с поезда и парк. В Павловске Максим бывал, тамошний ландшафт ему казался живописнее, а дворец — более домашним.

Гатчина давила суровостью. Но Сергей восторгался и парадными залами дворца, и геометрией цветников в собственном садике, скульптурами, прудами, живописными уголками.

— Красиво, как в театре! Хорошо, что поехали. Спасибо!

— Мне-то за что? Это императора Павла надо благодарить, его дворец, — отшучивался Максим.

На самом деле он был рад видеть Сережу таким. Воодушевленным и счастливым. Неужели потому, что снова вместе? Ведь и у самого щенячий восторг. Полтора года — как страшный сон. Макс не верил в слово “никогда”, старался избегать его, но сейчас, в этот безоблачный солнечный день, сказал себе, что НИКОГДА, ни при каких обстоятельствах больше не расстанется с Сержем. Будут ли они делить постель или только дружить, но друг без друга им нельзя. Весь мир рушится, когда Сережа где-то далеко и Макс не знает что с ним. Так не будет!

Они шли через очередной мост, перекинутый над прудом, в воде отражались раскидистые дубы — аллея уходила наверх к дворцу. Мирный пейзаж нарушил отчаянный детский рев — под дубом стояли женщина с девочкой, а над ними в ветвях покачивался синий шар, наполненный гелием. От шара свисала бечевка, но конец болтался слишком высоко, чтобы ухватиться. Женщина беспомощно смотрела наверх, а девочка рыдала:

— Мой ша-а-а-а-а-арик!

— Вот тебе и дежавю, — сказал Макс, вспомнив недавний разговор в кафе.