Сергей выключил светильник, присел на диван, тыльной стороной ладони коснулся Сашиной щеки, наклонился и шепнул:

— Малыш, идём в спальню, а то ты замёрз.

— М-м-м-м… — отвечал Саша, не открывая глаз.

Сергей тихо засмеялся и легонько потянул Сашу за ухо.

— Не просыпайся, просто идём в спальню, там хорошая кровать и тёплое одеяло. Пошли-пошли… Вот так, вставай и шагай за мной.

Саша встал, он и правда замёрз, и тело его покрылось пупырышками гусиной кожи.

— Вот дурачок, идём скорей, — тянул его за собой Сергей.

На полдороге к спальне Саша совсем проснулся и вдруг страшно смутился своего обнаженного тела. Сергей был одет.

— А ты? Разве не будешь спать?

— Буду… я приду… покурю только на кухне и поставлю чай, я пить хочу. А ты поспи ещё… я приду, — Сергей, позабыв о принятом решении, обнял Сашу, прижался к нему бёдрами. Желание сейчас же поднялось изнутри горячей волной, но он справился с собой и только мягко тронул губами Сашины губы и повторил: — Приду.

Сергей курил и курил, кухня давно наполнилась дымом, на плите, испуская струи пара и гремя крышкой, перекипал чайник, но Сергей не выключал его. Он задумался, смотрел в окно на полосы раннего восхода над домами. Быстро прошла белая ночь, слишком быстро.

Сергей так и не лёг больше, он не хотел спать и не хотел близости с Сашей. Слишком больно будет потом — это он понимал.

Он думал и вспоминал все эти месяцы, их переписку с Алекс. Какое же это было счастье, думать, что он любит женщину. До того, как он узнал Алекс, Сергей был уверен на сто процентов, что вообще не сойдётся с женщиной, никогда. Его представления о девочках и женщинах как-то перевернулись не в ту сторону еще в годы учебы. А может, у него не было выбора?

Он вспомнил не прошлое, а вчерашний день, то, как ехал на вокзал, и когда поворачивал с Невского на Лиговский, из крайнего ряда подсунулась на кирпично-золотом щегольском «Опеле» какая-то баба, он давно уже следил за ней в боковое зеркало — она рыскала из ряда в ряд и наконец стала подрезать Сергея. Он не пустил, резко просигналил. Серей никогда не уступал дорогу дамам, когда дело было за рулём. На трассе он не был кавалером, не признавал разделения на сильный и слабый пол. Правила для всех водителей равны. И вообще, странно, что женщины за рулём ждут от мужчин галантности, ведь сами они бессовестно нарушают.

Хозяйка «Опеля» притормозила, но лицо у неё при этом сделалось каменное, неженское, губы плотно сжались, глаза прищурились. И чего, интересно, она ожидала? Что Сергей, как рыцарь, станет уступать ей дорогу? Было бы кому. Разве ЭТО женщина? Бизнес-леди, гренадер в юбке, конь с яйцами. Хотя на вид — лощёная, как и её машина, лицо холёное, волосы покрашены в модный золотисто-русый цвет, макияж резкий, чистого золота без камней серьги с николаевский пятирублевик оттягивают уши. А взгляд её как будто покрыт лаком, жизни в нём нет, ни эмоций, ни заинтересованности — как у восковой куклы. Сергей ненавидел таких женщин, уж лучше проститутки — те откровенно продаются за деньги, а эти кичатся своей мнимой порядочностью, но хуже самых последних продажных тварей, потому что жестоки. Как можно быть нежным с таким монстром, напролом лезущим по головам к намеченной цели?

Если рядом с такой окажется слабый мужчина, то она превратит его в половую тряпку, ноги об него станет вытирать, унижать каждую минуту, доказывать своё превосходство, тыкать носом в любой проступок или ошибку. Сильный же мужчина с такой не то что в постель… Да что там говорить! Мужчина, если он с юности привыкал к ласке и воспитывался в ней, никогда не изменится, научится притворяться, но не изменится, а женщины легко променяли свою нежность и уязвимость на эмансипацию и феминистские лозунги. К чему же теперь уступать, быть рыцарями и джентльменами?

Мужчины и женщины давно выбрали противостояние.

Вопросы силы духа сложны. Если женщина во время скандала бьёт чашки о стены — это нормально, а вот мужчина должен быть сдержан. Она устраивает истерики и кричит — он молчит, его так воспитали, ведь он — мужчина. Она позволяет себе чувствительные слёзы во время душещипательного американского фильма — он молчит. Она сюсюкает с детьми — он молчит. Его дело платить за всё и при необходимости защищать. А потом от него вдруг требуют чувствительности, упрекают в том, что он не умеет любить, что он просто чурбан. Не смешно ли? И по отношению к кому проявлять чувства? Вот к такой, как эта стерва в «Опеле»?

Знал Сергей и других женщин, вернее, девочек — в училище они были его партнёршами. Вместе росли и взрослели, когда в программе старших классов появился дуэтный танец — Сергей стал носить их на руках, не от влюбленности — это было частью танца. Дуэт — это поддержки, утомительный труд вместе, когда один зависит от другого. Но для любви необходимо что-то ещё кроме партнерства, некая тайна, запретность.

Но что запретного или недоступного скрывалось в теле девочки-подростка, с которой Сергей танцевал «Щелкунчика»? В образ Маши, который она воплощала, он мог бы влюбиться, но в неё саму — нет. Вне сцены, в балетных классах, на перерывах, когда Сергей и она не были заняты танцем, Вика была такой измученной и непривлекательной, с устало опущенными плечами, вечно в каких-то растянутых гетрах или рейтузах, в длинных кофтах домашней вязки.