– В этом деле есть что-то особенное?

Милла кратко качает головой, не отрываясь от монитора.

– Информация мелькала в СМИ, девочек до сих пор не нашли. Речь идет о двух юных девушках, сбежавших из детского дома неподалеку от Хёнефосса семь месяцев назад. Оно привлекло наше внимание, когда мы с Робертом просматривали актуальные дела на предмет исследования. Потому что девочки были совсем юные, им всего пятнадцать.

– А чем я могу помочь?

– Мы должны поговорить с их близкими и полицией, кроме того, вы поможете мне интерпретировать данные и понять ход этого дела. Я знаю, вы раньше работали главным дознавателем, и мне кажется, это может быть очень полезно в психологическом плане.

– Как близкие относятся к тому, чтобы поговорить с нами?

– Роберт встречался с родителями одной из пропавших девочек, они ценят любую помощь и рады, что о деле просто не забыли.

– А вторая девочка?

Милла качает головой. – У нее нет родственников.

– Никого?

– Совсем. Кстати, у меня есть для вас папка. Лицо Миллы исчезает за экраном, и я слышу, как она копается в одном из ящиков письменного стола, а затем появляется снова. Она медлит секунду и двигает папку ко мне.

– Почему она его убила? – спрашиваю я и беру в руки папку с пометкой Роберт Риверхольт. – Жена Роберта. Почему она застрелила его?

Милла собирается сказать что-то, но качает головой. Перебирает прядки волос между пальцами. – Камилла была больна, – наконец говорит она.

– Больна?

– Боковой амиотрофический склероз – дегенеративный синдром, парализующий нервы в позвоночнике и мозге. Ей поставили этот диагноз, когда Роберт еще работал в полиции. Он рассказывал, что они уже собирались расходиться, но он решил остаться с ней, насколько хватит сил. В конце концов он не выдержал.

– Значит она убила его потому, что он собирался оставить ее?

– Да, – коротко отвечает Милла и частично отворачивается от меня к книгам на стенной полке. – Она не могла жить без него.

– Почему полиция считает, что пропавшие девочки уехали на Ибицу? – спрашиваю я, листая папку Роберта по делу об исчезновении.

– Девочки и раньше убегали. – Милла кашляет, когда мы наконец встречаемся взглядами. – Тогда они поехали на Ибицу.

– Ладно, – я продолжаю листать папку. – Так какой у нас план?

– Завтра мы с вами едем в Хёнефосс навестить тот детский дом, а также мать Сив, одной из девочек. Они ждут нас.

– Зачем? – я кладу папку на стол между нами.

– Что зачем?

– Я хочу сказать, если мы не будем ничего расследовать, если все, что нам нужно сделать, – порыться в посмертной памяти об этих двух девочках, зачем тогда вам нужен я, или Роберт до меня? Разве это не то, что писатель может сделать сам, сидя здесь, в своем кабинете?

Милла долго смотрит на меня и наконец кивает в сторону моего шрама, начинающегося от глаза и бегущего по впадине между челюстью и скулой, где он прерывается, а затем дополняется рассеченной верхней губой, которая никогда не касается нижней, даже если рот закрыт.

– Откуда у вас это?

– Авария. – Я отворачиваю от нее изуродованную сторону лица. – Ульф говорит, мне больше не нужно об этом говорить.

– Болит?

– Только когда я один. Или вместе с другими.

Она наконец улыбается.

– Вы правы, – говорит она, откидываясь на кресле. – На самом деле я могла бы написать все сидя здесь. Прочитать в интернете о делах об исчезновении, потом выбрать несколько подходящих персонажей из бессознательного, дать им имена, лица и истории. Но это дело другое.

Она собирается сказать еще что-то, но вместо этого вздыхает и отворачивается к окну, за которым кроны деревьев слабо покачиваются на ветру, задувающем с моря.

– В каком плане другое?

– Просто оно другое, – повторяет Милла и несколько раз с усилием моргает. – Кстати, Йоаким вам все обустроил в лодочном домике, – продолжает она и указывает на лес, находящийся ниже ее писательской гостиной. Там я вижу контуры белого здания, прямо у прибрежных скал. – Начнем работать завтра утром.

Гостиная в лодочном домике обставлена комплектом плетеной мебели. Из огромного панорамного окна открывается вид на море. Единственное, что относится к морской атрибутике в комнате, – какие-то сокровища морей, висящие на белых стенах и на открытых балках потолка. Я усаживаюсь в одно из плетеных кресел и начинаю листать папку, которую дала мне Милла. В ней множество газетных вырезок, фотографии пропавших девочек и документы по делу.

Сив и Оливии было по пятнадцать, когда они исчезли из детского дома недалеко от Хёнефосса шестнадцатого сентября прошлого года. Последний раз их видели, когда они садились в неустановленную машину у автобусной остановки рядом с детским домом. Полиция полагала, что они уехали на Ибицу: девочки уже убегали туда однажды, и тогда их вернули домой с помощью полиции и организации по охране детства неделю спустя. Но на этот раз не было зарегистрировано ни единого следа с того самого утра, как они сели в машину и исчезли.