– Вадюша, а ещё какие птицы поют в июле? – Вика прижалась к мужу. – Ты сказал, что их немного.

– Ещё летом может петь чечевица, тоже красивая птица с красной головкой и розовой грудкой. Если услышу её пение, сразу обращу твоё внимание. Когда чечевица поёт, то слышится очень смешная фраза «Витю видел?», – рассказал Вадим. Виктория засмеялась. – Ещё в июле поют славки и камышовки. Но их здесь не слышно.

Дождь кончился, лазурь разлилась по всему небесному куполу, на котором стала видна радуга. Один её конец уходил за последний дом деревни, словно прятался в его крышу, верхняя часть дуги зависла над пролеском, а другой конец семицветки упирался в берег реки.

– Василиса, – смотри, как красиво, – Вика взяла дочь на руки и показала ей радугу.

– И-и-и! – выдала звук восхищения девочка. Такую огромную радугу она видела впервые.

– Мы с тобой позавтракаем, за это время подсохнет дорога, и мы пойдём гулять к лесу, хорошо? – сказала Виктория, спуская девочку на пол.

– Гуять! – одобрила Василиса и побежала в дом.

Вадим в задумчивости стоял на пороге чердака – с чего бы начать? Оттащить и выбросить вон те обрезки досок, но куда? Они вроде вполне пригодные, мало ли, для чего понадобятся. А банки с краской? Две из них даже не открыты, в одной краски на дне. Он почесал в затылке, пожалуй, надо начать с того, что настежь открыть окно – слишком душно, да ещё дождь прошёл. Зорин распахнул окно, выглянул наружу – свежий ветерок буквально ворвался в помещение, пролетел по нему, стукнулся в косяк, затем в открытую дверь и создал лёгкий сквозняк.

Вадим подтянул лямки комбинезона и принялся складывать доски в одно место, он потом решит, куда их использовать. В том же углу расположились банки с краской, в найденной внизу коробке, пришлось спуститься в гараж, Зорин сложил обрезки плинтусов, пластиковые декоры, три кусочка металлических уголков. Здесь же остатки керамогранита и даже декоративный кирпич. Когда Вадим обнаружил нераскрытую упаковку плиток, то основательно озадачился: он не помнил, чтобы покупал или заказывал такую плитку. После некоторых раздумий, пришёл к выводу, что эту плитку покупал отец и, по всей, видимости, тоже привёз сюда. Только почему одна упаковка? А может, эта плитка осталась от магазина? Ладно, пусть лежит, как и рулон целлофана, два рулона обоев и пачка клея.

Пока Зорин всё перетаскивал и складывал в одно место, несмотря на ветерок в чердачном помещении, взмок, поэтому решил отдохнуть. Он уселся прямо на сложенные доски, захотелось пить. Но для этого надо спускаться вниз, ладно, остынет – спустится.

– Ну как ты здесь? – неожиданно в дверном проёме чердака появилась Виктория. Она уже накормила дочь и одела её на прогулку.

– Нормально, вот разбираю залежи, сел отдохнуть, душновато, конечно, но раз взялся, – сказал Вадим, вытер тыльной стороной ладони лоб.

– Вижу, – Виктория покачала головой. – Минутку, я сейчас вернусь, – она быстро исчезла из поля зрения. Вернулась, действительно, быстро, в руках бутылка с водой.

– Как ты догадалась? – восхищённо произнёс Вадим, стал жадно пить воду, даже облил ею шею и грудь.

– Я беру пример с Нади – она удивительно точно умеет угадывать желания своего мужа, – засмеялась Виктория. Вадим засмеялся в ответ, обнял и поцеловал Викторию.

С приподнятым настроением, утолив жажду и взбодрившись, Вадим продолжил разбирать чердак. Дело дошло до архива и бумаг отца. Тубус с чертежами он решил всё-таки выкинуть, точнее, саму конструкторскую документацию, хотя, кому сейчас нужен и тубус? Затем открыл большую папку с какими-то расчётами и картинками, скорей всего, различные ноу-хау отца, его рационализаторские идеи, причём, устаревшие – ну, судя по желтизне бумаг и рукописному тексту. Хотя, вот тут уже печатный текст машинки. А это что?

Вадим вытащил из бумажного мешка целую пачку перевязанных суровой ниткой писем. Много, очень много писем. На письме сверху прочитал адрес и присвистнул в удивлении. Письмо оказалось в Ленинград. От его матери отцу. Зорин стал развязывать верёвку, узел на которой слишком затянулся, но тот ни в какую не поддавался. Вадим попытался порвать нитку зубами – тщетно. Покрутился в поисках чего-то острого – на одной из полочек у стены лежал забытый маленький ножик. Вот уж кстати! Вадим разрезал верёвку, вытащил из пачки первое письмо. Покрутил конверт в руках, у мамы был смешной, почти детский почерк. На обратной стороне конверта, там, где шла линия склеивания, было нарисовано сердечко. Вадим усмехнулся, вытащил вдвое сложенный тетрадный листок.

Глава 19

Всеволод так закрутился на работе, что лишь ближе к концу дня вспомнил – он опять не пообедал. Есть, правда, не хотелось – из-за жары. Он ещё с утра нарочно отключил в офисе кондиционер и открыл окна, чтобы дышать, пусть и несвежим московским воздухом, но всё же без искусственно создаваемой прохлады.

В телефоне было несколько пропущенных звонков, среди них – звонок матери. Всеволод вздохнул, подумал о том, что теперь совсем не рад звонкам мамы, хотя она и раньше не отличалась сентиментальностью и обычно звонила по делу, либо выказать своё недовольство, к которому он относился довольно спокойно. Это Димка всегда переживал из-за претензий матери, побаивался их, Всеволод же часто шутил по этому поводу и вообще являлся, ну если не буфером между ними, то посредником. Иногда и миротворцем. Фаина Витальевна прислушивалась к его мнению, одному из немногих в своей жизни. Правда, убедить её по поводу выбора Димы он так и не сумел.

– Мама, ты звонила мне, – спросил Всеволод.

– Да, звонила. Надеюсь, ты не забыл, что на следующей неделе мой день рождения, – сказала она.

– Не забыл, – облегчённо ответил он, устроился в кресле, закинул ноги на стол. Чисто американский пижон, вот дуралей. Ему стало смешно над собой. Посмотрел в календарь на столе. Будний день, интересно, что мама придумает?

– Это вселяет надежду, – с заметной долей сарказма прокомментировала она.

– Надежду на что? – Всеволод рассматривал мыс своего ботинка.