— Более часа выйдет, — мгновенно сосчитал Бронкс, улавливая идею пигалицы на лету. — Ух ты, а я и не подумал о том…

— Есть иная возможность, — мягко продолжила чиновница, по возрасту выглядящая малолетней девчонкой (даром что костюм взрослый).

С этими словами она аккуратно накрыла ручищу Бронкса своей ладошкой и слегка прижала к столу.

В любом ином случае, будь на месте пигалицы какая угодно другая и нормальная фемина, например та же орчанка или даже эльфа, гном бы слова против не сказал. С интересом ожидая продолжения.

В случае же с плоской и ни разу не фигуристой соплеменницей, его мужское реноме молчало, как доблестный горнокопытник на допросе в плену у супостата.

Бронкс совсем невежливо выдернул свою руку из-под ладошки гномы и деловито уточнил:

— Какая иная оказия имеется по пересчёту денег? Чтоб нам этот час друг на друга не таращиться?

— Специальный артефакт, — чуть удивилась девица искренне. — Я за ним и иду. Пересчёт, правда, в одну сотую от сотой доли всей суммы обойдётся, но в вашем случае банк возьмёт этот расход на себя.

— Да уж тридцать медяков как-нибудь и сам бы отслюнявил, — недовольно проворчал Бронкс, сгребая деньги обратно в котомку. — С вами за артефактом пойду. Не хочу тут один сидеть.

Гнома, похоже, поняла его совсем неправильно. Поскольку в следующий момент загорелась взглядом, задышала глубоко и с придыханием, и очаровательно покраснела кожей на скулах:

— Конечно! — выдохнула она, впиваясь в Бронкса тем взглядом, коим скучавшая в одиночестве старая собака встречает невесть где загулявшего хозяина, после его трёхдневной отлучки.

Словами девица не ограничилась, только что не облизала.

Мгновенно подхватив гнома под руку, прижимаясь к нему тем местом, где у нормальных фемин находятся спереди выпуклости, она задышала часто-часто и, сбиваясь, увлекла его на второй этаж, в служебные помещения.

_________

— Расскажи кому — позора не оберёшься. — Ошарашено заявил Бронкс сам себе, насилу выбравшись из банка через четверть часа.

Арман вела себя так, как могла б действовать домашняя кошка, с трудом удравшая по весне от хозяев и вознамерившаяся во что бы то ни стало в ближайший вечер создать свою кошачью семью с первым встречным котом.

Затащив Бронкса в отдельное помещение, она тотчас заперла двери изнутри, оговорившись конфиденциальностью операции и безопасностью клиента.

Затем, скармливая бумаги из денежной пачки по одной в тот самый артефакт, «Мечта» ухитрялась одновременно глядеть преданными глазами на Бронкса, вести при этом счёт деньгам, наблюдать за работой артефакта и порывисто дышать, картинно хлопая длинными ресницами.

— Вот же напасть… — сплюнул Бронкс в сторону, усилием воли сбрасывая наваждение и прогоняя неприятную картину.

Ему было вступила в голову мысль, что девица попросту была не в себе. Но через секунду эта догадка лопнула ввиду своей полной несостоятельности: никто не будет держать ущербного разумом на такой работе. Банк, он в иных моментах похлеще армии будет: если в войске твои мозги, в определённых ракурсах, вообще никому не интересны и даже вредны; то банковских служащих, насколько знал бывший полусотник, проверяли так же, а ожидали от них не в пример большего.

Кстати, промотав беседу назад и вспомнив все детали до последней, он задним числом отметил аккуратные попытки «Мечты» выспросить, будто по списку: откуда он прибыл? Откуда такая сумма? Есть ли ещё? Будет ли менять на этой неделе?

Происходи допрос не в конторе Всеобщего Банка, Бронкс бы подумал дурное.

Здесь же дурочка сама пояснила, правильно истолковав нахмурившееся лицо десятника-полусотника:

— Мне на вас, как на клиента, надо карточку завести. Вы, конечно, имеете право на анонимность; но у меня жалование зависит от того, сколько я у вас о вас же выведаю… так что не взыщите…

Подобная цыплячья и обезоруживающая откровенность, переходящая в наивность, со злым умыслом никак не соседствовала.

Тем более что сведения, сообщённые Бронксом ей о самом себе, никак проверены ею быть не могли. Начать с того, что помещение для аренды лавки он ещё не нашёл. Адрес же, где он квартировал, бывший армеец чудесно помнил визуально — но хоть убей, не мог выговорить названия улицы по-орочьи.

Финальным штрихом ситуации стали последние слова пигалицы.