Шрифт:
У камина стояла женщина потрясающей красоты. Густые волосы цвета ночи, серовато-синие, удивительной глубины глаза, мраморная кожа делали ее поистине небожительницей… Роскошное тело почти не скрывал тонкий, полупрозрачный наряд, сквозь который видны были нежная лебединая шея, великолепная высокая грудь, стройные бедра, длинные, идеальной формы ноги… Темный треугольник лона дополнял это полуфантастическое зрелище, способное каждого повергнуть в любовный шок.
Азраил усмехнулся женщине, та одарила его ослепительнейшей улыбкой.
– Долго… Я ждала долго, мой Ангел. – Женщина обняла приблизившегося Азраила. – Вы долго решали…
– Что поделать, такова моя участь, любовь моя. – Азраил нежно прильнул к губам женщины, руки его сжали округлые плечи, постепенно опускаясь ниже.
– Они уже занимаются этим? – Женщина игриво отстранилась, подошла к столу, взяла в руки два кубка, полных столетнего вина. – Выпьем… за любовь!
– Как скажешь, мое сокровище, – Азраил принял кубок. – За нее!
– И за союз двух бессмертных, – графиня Батори залпом осушила чашу…
Белый ворон
Германия, 1533 год
Дождь, ливший всю ночь, не утихал. По раскисшей окончательно дороге даже на лошади ехать оказалось трудно. Да и надобности особой не было – кто отправляется в путь в такое смутное время, к тому же здесь, в Штирии, после недавнего опустошительного мора, среди разгула разбойничьих шаек, голода и под угрозой надвигающейся войны?
Поэтому одинокий всадник, медленно ехавший верхом по превратившемуся в сплошное месиво тракту, был сущей диковиной.
Дорога, огибая жалкие лачуги полузаброшенной деревушки, вела к стоявшему на небольшом возвышении замку. Даже редкие дымки над несколькими убогими домишками не создавали впечатления, что там живут люди. Однако всадник, выбравшись на более твердую почву, все же догнал двоих плетущихся по грязи людей.
Крестьяне… Старик и юноша. Они с опаской глядели на седока – забрызганный грязью камзол, длинная шпага на поясе, кинжал. Шляпа с бывшим когда-то ярким и цветным, а теперь намокшим и выцветшим пером. Но половина лица скрыта платком… Дворянин, наверное… На разбойника не похож. Они нерешительно остановились, ожидая худого.
– Добрые селяне, я не причиню вам вреда! Есть ли в замке хозяева? – Всадник опустил платок. Мужчина был не стар, но и не молод. Бритое лицо, рыжеватые усы, синие глаза. Шрам на левой щеке свидетельствовал о том, что незнакомец побывал и в переделках. Говорил он чисто, однако в речи его улавливалось нечто чужеземное, так не говорили здесь, в лесной Штирии.
– Доброго пути, господин! – с опаской промолвил старший из крестьян. – Осмелюсь спросить, далеко ли держите путь? Тут у нас небезопасно, разбойники…
– Я направляюсь в замок Штейнгартен. Но по пути необходимо мне отдохнуть, и ночлег бы не помешал – дальнею была дорога… – Всадник устало провел ладонью по лицу. – К тому же непогода разыгралась.
– Добрый господин, в замке уж лет десять никого… – Старик усмехнулся. – Старый барон умер, а сыновья его сгинули – на войне ли, от чумы ли – доподлинно не знаем. А в деревне подходящего ночлега не найти – осталось-то у нас всего душ двадцать… Хозяйства разорены, земли заброшены… Ячмень никто не сеет, нет скотины – какая подохла, какую забрали… Живем чем можем…
– Да нет, старик, мне и лачуга подойдет. Есть ли место, скажем, у тебя?
– Мне совестно благородному господину предлагать ночлег в хибаре крестьянской, – старик нерешительно переминался с ноги на ногу, – да и кормить вас нечем, откровенно говоря…
– Ну, об этом не беспокойся. Мне доводилось ночевать и в худших местах. На, держи! – Всадник бросил ему монету.
– Цельный талер! – Старик удивленно посмотрел на своего собеседника. – Да на эти деньги можно пир устроить для вашей светлости!
– Тогда вперед!
Утром дождь прекратился, сначала скуповато, а затем и в полную силу засияло солнце. Гость, умывшись холодной водой и сжевав полкраюхи ячменного хлеба, простился с хозяином.
– Спасибо, старик! Только скажи, Гессенский тракт далеко ли?
– Да не так уж далеко, ваша милость, однако там небезопасно… разбойники… Говорят, маркграф фон Литтен даже не смог их изловить, ибо предводительствует ими некий человек, искусный в военном деле.
– Может, и дворянин, бывший на военной службе?