Он больше не целует меня на ночь. И я ощущаю последствия этого в своем сердце. Со слезами на глазах и ледяным холодом в груди я смотрю, как он уезжает бог знает куда.

В ту же секунду, как за Маккензи захлопывается дверца машины, я нервно провожу рукой по волосам, дергая их за кончики, пока малейшая боль не обжигает кожу головы. Если бы Трент поцеловал любую другую девушку, я бы не беспокоился. Но это была не какая-нибудь другая. Это была гребанная Маккензи — та самая, которую я не могу выкинуть из головы в любое время дня.

Я просыпаюсь и думаю о ней; я на работе думаю о ней. Она, блядь, вторглась в каждую частичку моей жизни, включая курорт, который я построил. Ее близость в любое время дня и ночи сводит меня с ума. Она, черт возьми, сводит меня с ума. Я никогда не испытывал такой бессмысленной потребности владеть кем-то или быть рядом с другой девушкой, как с ней. И Трент, этот конченый ублюдок, знал, что делает сегодня. Они все знают. Ничего не изменилось с той ночи, когда открылся клуб. Ребята все почувствовали сдвиг.

Плечи Маккензи поникли, когда она вошла во внутрь. Мой взгляд следует за ней в этом золотистом платье, которое идеально облегает ее изгибы, пока я не перестаю ее видеть. Я не должен был позволять ей уйти. Я не должен был позволять делам идти так, как они шли. Она не виновата, что Трент поцеловал ее, но это не помешало мне наказать ее. Я хотел, чтобы она забыла, как ощущаются его губы. Хотел заменить все это

со мной. С моим ртом на ее коже, с тем, как я трахаю ее. Я хотел быть единственным существом в ее орбите, единственным мужчиной в ее мыслях, потому что, видит Бог, она единственная девушкой в моей.

— Куда, мистер Кинг?

Не отрывая взгляда от непрозрачных стеклянных дверей курорта, я знаю, что это единственное место, где они все будут.

— К Королям. Подъезжай сзади. Я бы хотел, чтобы мое присутствие сегодня стало сюрпризом.

В ту же секунду, как я открываю дверь, я точно знаю, к кому пришёл. С целым рядом противоречивых эмоций, пронизывающих меня, я вхожу внутрь, спокойный и отчужденный, как всегда, не сводя глаз с ублюдка со светлыми волосами и зелеными глазами. Ярость кипит в моем животе, и прежде, чем я осознаю это, мои руки сжимаются в кулаки, и я пересекаю комнату, замахиваясь на Трента.

У него не хватает времени, чтобы увернуться от удара. Мой кулак сталкивается с острой линией его челюсти, заставляя его голову откинуться в сторону от силы. Я наношу дополнительный удар левой рукой ему по лицу, просто для пущей убедительности.

Раздаются крики, и остальные парни начинают действовать, пытаясь оттащить меня от Трента, но я хватаюсь за лацканы его смокинга и использую это как рычаг, ударяя его о затемненное стекло, выходящее на танцпол клуба.

— Если ты еще раз попробуешь такое дерьмо, клянусь, я тебя прикончу. Ты меня понял?

Трент морщится от боли, и струйка крови капает из одной ноздри, когда он смотрит на меня, огонь кипит в его глазах.

— Твое сердце в игре, Себастьян. Это на тебя не похоже.

— Ты ни черта обо мне не знаешь, Эйнсворт. Помни об этом.

Я отталкиваюсь от него, делая столь необходимый шаг назад, чтобы отдышаться и успокоить бурю, бушующую внутри меня.

Когда я оглядываюсь на остальных ребят, они настороженно наблюдают за мной. За все годы нашей дружбы, между нами, никогда не вставала девушка. Я не позволю этому случиться сегодня — это того не стоит, — но я также сообщаю об этом.

Маккензи под запретом.

Скарлетт под запретом.

Кто бы она ни была, черт возьми — Она. Под. Запретом.

Я прищуриваюсь, пристально глядя на каждого из парней. Маркус скрестил руки на груди и хмуро смотрит на меня. Зак помогает Тренту встать, похлопывая его по спине, будто он боец, который только что проиграл на ринге и нуждается в помощи. Винсент по-прежнему сидит на диване, как и тогда, когда я вошел. Он потягивает из хрустального бокала, наблюдая со скучающим выражением лица.

— Она под запретом. Мне все равно, даже если это против правил. Мне плевать, если вам это не нравится. Свяжетесь с ней, и у нас будут проблемы. Всем все ясно?

— Когда, блядь, ты стал вожаком?

Нельзя не заметить презрения в голосе Зака.

Я прищуриваюсь, стискивая зубы, чтобы сдержать гнев, бушующий в моем теле. Сделав угрожающий шаг вперед, я стараюсь говорить тихо и ровно.

— Я всегда был вожаком и всегда был главным. Давайте не будем забывать об этом. Вы все пришли ко мне, помните? Я решил ваши проблемы, и теперь вы будете делать все, что я скажу, потому что я здесь главный.