Я наивно надеялся отвалить из этих мест, как только достаточно окрепну и забыть об этом очередном сомнительном эпизоде в моей жизни. Со мной, в последнее время, всё происходило согласно пословице, «увяз коготок, всей птичке пропасть». Но мне больше казалась подходящей другая народная мудрость, «понеслась звезда по кочкам».

Я уже начал ходить и копил силы для рывка, но моя жизнь оказалась более стремительной на события. Как-то я стоял у окна, выходящего на дорогу, и отсутствующим взглядом созерцал неторопливую провинциальную жизнь. В голове моей теснились разные мысли, но вдруг мои размышления прервали невинные на первый неопытный взгляд события.

Из общего вялого потока машин вывалились две характерные казённые машины и синхронно притормозили у нашего придорожного рыночка. Распахнулись дверцы и оттуда посыпались автоматчики в касках и бронежилетах, мне не надо было видеть их спины, чтобы прочитать там надпись крупными буквами, название одной известной федеральной службы. Я забыл о ране и своей слабости, резво проскочил через помещение, к противоположному окну домика, выходящему на задворки и ласточкой нырнул в оконный проём.

Приземлился на руки и кувырком скатился в дренажную канаву. По мне никто не стрелял, значит спецы ещё не окружили заранее рынок. Их небольшой недочёт, мог спасти меня от очень больших неприятностей. Задыхаясь от быстрого бега на «четырёх костях», я по канаве, параллельной дороге, добрался до низины с пересекавшей дорогу дренажной трубой. Низинка хаотично заросла редколесьем и высокой травой, вот по ней я и стал, как заяц, зигзагами уходить в бескрайние поля.

Очередной излом судьбы мне помогла избежать моя молодость и изворотливость. Я не сомневался, что силовики нагрянули по мою душу и за собравшимся вокруг меня коллективом единомышленников. Скрыть такую бурную деятельность на федеральной трассе было очень сложно. В общем, неважно начиналось моё пребывание в России, я надеялся, что хвост, тянувшийся за мной, наконец оторвался, как у ящерицы, и я смогу жить дальше как все нормальные люди. Вот только отсутствие у меня документов сильно осложняло мою задачу.

Когда я удостоверился что за мной погони нет, я несколько часов отлёживался в кустах, вдыхая горьковатый запах полыни. Слава богу, рана не разошлась, и я начал мечтать о благополучном исходе. Я несколько дней шатался по диким степям, опасаясь выходить к людям, питаясь чем придётся, исхудал, оброс, приобрёл загар и типаж бомжа. Но надо было подождать пока схлынет ажиотаж вокруг моей особы, и правоохранители потеряют бдительность, утонув в повседневной текучке.

Но все мои опасения к счастью не оправдались, я никого не встретил за неделю, в двадцать первом веке трудно было найти более безлюдный уголок природы, чем этот кусок первозданной и дикой степи.

Ночевал я в густых зарослях терновника, росших одиноким островком в голом поле, что было очень удобно для обзора подходов к моей «лёжке». К тому же из него можно было быстро и незаметно скатиться в рядом расположенный овраг, ночевать же в самой низине было холодно, так как там иногда под утро скапливался холодный и сырой туман. Да и тёмной ночью там было неуютно и откровенно страшно, без всяких видимых на это причин. Свою берлогу я заплёл ветками и выстелил сухой травой, вход в образовавшийся шалаш на ночь затыкал колючими ветками. Пригодился мой детский опыт строительства «халабуд», получилось довольно уютно и по-летнему тепло, но спать там было очень тревожно.

Когда на степь спускалась темнота, я долго прислушивался к звукам окружающей природы, в которой преобладали приятные песни цикад. Я опасался степных волков и спал вполуха, как дикий зверь, готовый проснуться в любое мгновение от малейшего шороха. И часто просыпался, с тоской вспоминая свою квартирку в Старобельске, которую я, как выяснилось, сильно недооценивал.

Также я боялся ядовитых гадюк и пауков, в наших южных степях хватало такой опасной живности, но бог упас. Воду я набирал в пластиковую бутылку в найденном мною родничке, дарившем чистейшую и холодную воду в глубине оврага, по которому тёк ручеек.

На Донбассе такое не часто встретишь, там все роднички и речушки ушли в землю, в подрезанные шахтами поземные водные горизонты. Потом их выкачивали на поверхность мутным отравленным потоком и направляли в отстойники, едва ли не единственные открытые водоёмы в засушливой степи. Правда в последнее время, после закрытия шахт, вода стала стихийно выступать на поверхность, подтапливая низины и погреба местных жителей.

От этого радости было мало, для полива её было опасно употреблять, так как в одной из шахт был произведён ядерный взрыв, ещё при Союзе, и теперь к подземной опасной химии, в которой была едва ли не вся таблица Менделеева, вымытой из горных выработок, могла добавиться ещё и радиация.

Такая билиберда лезла мне в голову во время моего вынужденного одиночества, я как Робинзон Крузо шастал по степи в поисках пропитания. Часто моим рационом была молодая кукуруза и неспелые семечки, которые я воровал с обширных полей. От такой диеты живот подводило к позвоночнику, и я начал хищно посматривать на птиц и ящериц, не отказался бы и от змеятины, если бы мне попался безобидный уж или полоз. Но у меня не было огня и оружия, кроме камней и заострённой дубинки.

Поэтому нужда заставила меня идти к людям, я тщательно помылся в степном родничке, из которого пил воду эти дни и в сумерки вышел на стихийный придорожный кемпинг, где останавливались ночевать застигнутые ночью и усталостью дальнобойщики. Это была природная каменистая и лысая проплешина у шоссе в заросшей травой и кустарником степи, на ней стояли несколько фур длинномеров и в некотором отдалении от машин в небо выбрасывал искры уютный костёрок у которого грелись и готовили себе ужин несколько человек.