с выражением продекламировала она и на всякий случай пояснила: – Не обижайся, Эдичка, я как бы не всерьез, оно само на языке вертелось, не знаю даже, кто это сочинил… [3] Извини, сразу признаюсь, я сегодня язва – туфли очень жмут, – вроде бы не собиралась, но всё-таки пожаловалась Яна.

– Ну и память у тебя на чепуховину, – кисловато улыбнулся Эдичка. – А ты помнишь, как мы познакомились?.. – и не дожидаясь ответа на вопрос, на который, впрочем, Яна всё равно бы не стала отвечать, Хазаров без паузы продолжил: – Кстати, а почему ты сегодня при параде? Повод есть? – почти рассеянно, но в тоже время с каким-то напряжением, будто в ожидании чего-то поинтересовался Эдичка.

– Вроде нет, с утра как будто не было. А совсем без повода нельзя? – Между прочим, Яна и себе бы не сумела объяснить, по какому такому исключительному случаю на дежурство она надела изящное обтягивающее платье до середины бедер, более уместное на какой-нибудь светской вечеринке, и туфли на высоком каблуке, требующие изрядного навыка ношения и никак не подходящие для суточной работы. – Сама не знаю, блажь, поди, нашла, фанаберия спросонья накатила, – беззаботно сообщила Яна. – Не напрягайся, Эдичка; разве кто-нибудь нас, женщин, разберет, если мы самих себя не понимаем? – не без толики кокетства заметила она.

– Да, забавно… – Казалось, Эдичка опять пребывал в некоем своем, особом измерении. – А у меня вот есть – я говорю о поводе. – Он опять помедлил и к чему-то словно бы прислушался. – Знаешь, Яна, я непременно должен… то есть нет, не должен… то есть я просто хочу тебе сказать – я опять влюбился!

– С чем вас и поздравляю! Позволь узнать – в кого? – не сдержала, в общем-то, естественного любопытства Яна, с веселой откровенностью добавив про себя: «Интересно, и кто ж эта несчастная?»

– Э-э… в тебя.

– Как, опять?! Спасибо, дорогой, только этого мне недоставало! – Янина непосредственность стоила ее неделикатности. – Стоп, Эдичка, проехали, билет в один конец, здесь одностороннее движение, – решительно начала она, но Хазаров проявил настойчивость:

– Яна, подожди, мне нужно с тобой поговорить, это очень важно, – неожиданно Эдичка запнулся, – хотя, пожалуй, нет… то есть да… нет, важно, разумеется, но я не то сказал… – Он опять споткнулся, – нет, не то… наверно, всё неправильно… Да, а как тебе сегодняшние разговорчики? – ни к селу ни к городу поинтересовался он.

– Никак, – ответила она, несколько, признаться, озадаченная столь резким перескоком, – никак… бред оф сивый кэйбл, у народа мозги набекрень, делать людям нечего. – Яна не стала уточнять, что это же относится и к Эдичке. – Вздор, по-моему, не вяжутся концы, на поверку ерундой окажется. Ты же о маньяке спрашивал?

– Да, наверное…

– Вот и я о том, – «наверное» Яна пропустила, – кто б был против, я не возражаю, но только без меня. По мне оно – прикол для праздной публики, свежий повод болтовню болтать и базар базарить. Будто сам не знаешь, как у нас базары затеваются: всё равно о чем, лишь бы языками зацепиться. Любая нелепица сойдет, а там… а там как в анекдоте, – пригодился ей излюбленный забелинский зачин. – Ты про ежика и медвежонка слышал? Очень просто. Встретились в лесу ежик с медвежонком: «Здравствуй, ежик!» – «Здравствуй, медвежонок!» – именно вот так, слово за слово, шутка за шутку, ежик и получил по морде… Проще некуда; вот и весь маньяк!

– Пожалуй… – Эдик отчего-то болезненно поморщился. – Не смешно, но точно… жалко ежика… – Он опять как будто бы забыл, к чему он это начал. – Конечно, ты права, концы с концами у людей не сходятся. Если бы так просто… Да, кстати, с Алисой ты полегче – стерва та еще, психопатка полная. – Хазаров спохватился: – Послушай, всё-таки я должен с тобой поговорить…

– Эдичка, не надо.

– Подожди, всё это серьезно…

– Эдичка!

– Яна, ты не понимаешь…

– Эдичка!!

Она уже закончила монтаж и стояла около машины. Яна лихорадочно искала способ эту лишнюю и в чем-то даже душную сцену спустить на тормозах, переключить Эдичку на что-нибудь другое – шарила какой-нибудь предлог, по возможности не чересчур обидный, неожиданную реплику, что-либо еще. К сожалению, кроме набившего оскомину маньяка, в голову ничего не приходило, к тому же вся эта сомнительная тема была вроде бы исчерпана. «Вот и весь маньяк, – сама себя передразнила Яна. – Очень жаль, что – весь, слишком быстро кончился, – как бы в скобочках подумала она, – лучше уж маньяк, чем влюбленный Эдичка, раз влюбленный Эдичка хуже, чем маньяк!» Очевидно, в результате не слишком вразумительного, нервного и утомительного объяснения в любви Яну тоже мал-мала заклинило…

(А что ей стоило тогда поговорить?)

Из двух известных зол Яну снова выручило третье. В самом деле, еще бы хоть чуть-чуть, и Эдичку пришлось бы жестоко окорачивать. Ситуация зрела, как фурункул, и вот-вот могла прорваться неприличностью – но по живому резать не пришлось. К припаркованному рядом с «неотложным» транспортом представительному «мерседесу» (к чему еще? ноблесс оближ, хоть и пошловато) в сопровождении двух молодых людей подошел Басмаев. С бодигардами Яна не так давно встречалась – кто-то Гарик, кто-то Стасик, кто есть кто не помнила, вприглядку так сойдет. Завидя посторонних, Эдичка умолк, а Яна вежливо со всеми поздоровалась – с охраной просто, с боссом как бы обозначив уважение. Басмаев ей приветливо кивнул, на Хазарова же глянул мимоходом, как на пустое место, еще раз – со значением – улыбнулся Яне и без лишних слов скрылся в «мерседесе».

Интермедия не заняла и одной минуты.

Машина уехала, Эдичка задумчиво молчал.

– Вы знакомы с ним? – спросил он наконец, и в его голосе прозвучало нечто непонятное, подозрительное, более всего похожее на ревность, до крайности Яне неприятное.

– С Басмаевым? Немного, – сухо ответила она. – По делу в основном, кое в чем у нас что-то вроде общих интересов. – Яна о своих каратеистских подвигах по давным-давно укоренившейся привычке не распространялась. – Тебя что-то смущает? – суше прежнего заметила она.