Когда Джорджи закончил речь, заговорил один из новоприбывших горгонов.

– Наистарейшая особь, вы знать ее под именем Джорджи, хочет вам сказать благодарность. Вы к нему сделали много доброты, когда он был несмышленым юнцом.

– "Несмышленым юнцом", о господи!
– вполголоса простонал Урбен.
– Это ведь самое грубое из тех соответствий, которые я предлагал. Кто только составлял словарь? Переводчики хреновы! Да разве можно так издеваться над семантикой? Дословно - "нескладная особь", но по смыслу, по смыслу... "Толстый мальчишка", вот как бы я это перевел. А на дворовом жаргоне так и вовсе - "жиртрест". Господи боже святый и все его архангелы!..

– Теперь, когда он есть стал старейший, - говорил тем временем горгон, - Джорджи будет премного счастлив ответить вам добром на добро в доступной юридически обоснованной форме....

– Что все это значит?
– обиженно спросил Альварес.
– И почему он сам не может нам это сказать?

– Теперь это ниже его достоинства, - приглушенной скороговоркой ответил Несельрод.
– Тс-с!

– ...если, - сказал горгон, - вы сумеете дать старейшей особи, узнанной под именем Джорджи, надлежащее наказание, как говорилось прежде.

Люди окаменели от неожиданности. Только Карвер резким щелчком открыл наручный коммуникатор.

– Сколько у нас осталось времени до истечения поставленного горгонами срока?
– требовательно спросил он.

В наступившем молчании все напрягали слух, чтобы услышать слабый голос из коммуникатора.

– Меньше получаса, сэр.

– Призываю собрание к порядку!
– сказал Карвер, молотя кулаком по столу.

Джорджи и два других горгона сидели напротив коменданта. Между ними на столе красовался букет из настурций и папоротника. Букет должен был символизировать то, что встреча носит официальный характер. На стороне Карвера сидели Доминик, Урбен, Уомрас, Альварес, Несельрод, Келли и Ритнер.

– Излагаю ситуацию, - агрессивно начал Карвер.
– Этот горгон вдруг оказался членом их правящего совета. Черт его знает, почему. Я не знаю. Да и неважно. Суть вопроса в том, что он к нам дружественно настроен. Так что наша миссия, можно сказать, выполнена... если нам удастся его наказать должным образом. Если же нет - мы влипли по самые уши. Какие будут предложения?

Доминик наклонил бритую голову к Альваресу.

– Доктор, у меня возникла мысль, - прошептал он.
– Скажите, есть ли в строении тела горгонов какая-нибудь особенность, которая радикально отличает их от нас?

– Да конечно же, - угрюмо отозвался Альварес.
– Сколько угодно. Они, можно сказать...

Бросив на них убийственный взгляд, Карвер кивнул Ритнеру:

– Да?

– Ну, я тут подумал... Дыба не подошла, но у древних было еще одно орудие пыток, называлось "железная дева". В него вела такая дверца с шипами...

– Я вот что имел в виду, - сказал Доминик.
– Есть ли что-то, ограничивающее их максимальный размер? Какая-то причина, по которой им опасно или невыгодно расти большими?

Альварес нахмурился и посмотрел на Несельрода, который придвинул свой стул к ним поближе.

– Давление?..
– предположил Несельрод.

Доктора одинаковым жестом потерли подбородки и взглянули друг на друга с искоркой профессионального любопытства в глазах.

– Ну, ну!
– загорелся Доминик.
– Так что там с давлением?

Карвер как раз спрашивал Ритнера:

– Сколько времени вам понадобится, чтобы построить этот механизм?

– Часов десять - одиннадцать.

– Слишком долго. Предложение отклоняется. Следующий!

– Фактически, - задумчиво сказал Несельрод, - горгоны представляют собой одну-единственную клетку, наполненную коллоидным раствором. Раствор находится под значительным осмотическим давлением. Чем больше они вырастают, тем - при той же форме - сильнее давление. Если горгон вырастет слишком большим, мне кажется, он...

– Лопнет!
– в ужасе воскликнул Альварес.

Карвер разъяренно повернулся к ним.

– Джентльмены! Если бы вы хоть немного помогли мне, вместо того, чтобы мешать... Уомрас, прошу вас.

– Я размышлял, сэр... если бы мы позволили ему превратиться в рыбу ну, как тогда, в бассейне, - и тут же быстро вытащили из воды... Может быть...

– Не может, - трезво сказал Келли.
– Он тогда превратился обратно за пару секунд.

На горгонов никто не обращал внимания. Один из больших горгонов, который все это время неотрывно глядел на букет в центре стола, внезапно вытянул конечность, схватил цветы и сунул в ротовое отверстие. Джорджи что-то резко просвистел на горгонском языке и отобрал у него цветы. Большой горгон выглядел сконфуженным, но довольной розовой окраски не утратил.