– Там больно! Будет болеть сильнее – буду громко орать! – сообщил я своим.

Кадёт помотал головой и кивнул Барэлю и Нагибатору:

– Валите его на землю! Сейчас будем лечить!

– Эй! Какое «валите»?! – возмутился я, а потом две здоровых туши прижали меня к земле. – Прекратить валять Филю!.. Не соратники, а сволочи…

Кадет тем временем заставил ударников развести костёр, а сам достал толстый бронзовый нож. Костёр развели меньше чем за минуту, а я всё это время пытался вырваться, впрочем, уже не обзываясь – просто от боли нёс какую-то ерунду. Первая более или менее осмысленная фраза от меня прозвучала в тот момент, когда Кадет распрямился, доставая из костра нож, лезвие которого уже раскалилось, и направился ко мне:

– А ты точно – врач?..

– Сейчас узнаем! – пообещал он, присаживаясь рядом и прикладывая лезвие к месту укуса.

Потом мне рассказывали, что орал я знатно! При этом ещё указывая ударникам на Кадета и требуя убрать отсюда повара-канибала, который прям так, живьём,меня готовит во время разделки. Ну а ещё я немного матерился – совсем чуть-чуть, минут пять и не переставая… Я этого всего практически не помню, и, наверно, так даже лучше. Слишком уж уважительно на меня поглядывали близнецы после устроенного перфоманса…

Зато я отлично помню, как прислушивался к своим ощущениям и понял, что есть разные виды боли. И боль от ожога она, знаете ли, никак не пересекается с болью от укуса, хотя обе они локализовались в одном и том же месте!..

– Стало в два раза больнее! – сообщил я Кадету и попытался вырваться, но меня отказывались слушаться ноги. – У меня ноги отнялись… Это всё ты со своим прижиганием!

– Это всё скорпион со своим укусом! – возразил мне Кадет, деловито накладывая на рану тампон. – И вообще ты слишком активно умираешь: надо просто тихо страдать и не дёргаться.

– А-а-а-а-а!.. – ответил я первое, что пришло на ум.

– Нормальное начало, чё! – донёсся откуда-то философский вывод Панка. Устрою я этому анархисту сладкую жизнь… Потом. Когда снова буду здоров…

В сознании я пробыл ещё минут десять. Боль продолжала нарастать, а я продолжал ругаться и материться, потому что никто не хотел быстро, «вот прям ща», отправить меня на перерождение. В общем, страдал всеми силами, поднимая бойцам настроение. А потом потерял сознание, причём даже без перехода в темноту – просто вырубился.

Очнулся я уже явно далеко за «после обеда», покачиваясь на носилках, которые тащили близнецы. Попытался подняться и только заработал судороги в ногах и руках, от чего вполне естественно принялся постанывать.

– Не шевелись пока! – посоветовал мне шедший рядом Кадет. – Регенерация тут, конечно, быстрая, но последствия нейротоксинов – они такие, плевать на регенерацию хотели…

– Зачем ты меня жёг? – строго спросил я нашего медика.

– Токсины расщеплял, – признался Кадет. – Иначе бы тебе ничего не помогло, мне кажется…

– А их можно расщеплять другими методами? – хмуро спросил я, прикрыв глаза.

– Можно. На Земле и в клинике, – кивнул тот. – Но мы бы не успели тебя довезти.

– Ну так надо было добить! – посетовал я. – Зачем так издеваться-то?

– Всех нужно добить! – заметил Толстый.

– Но не тебя! – добавил Вислый.

– Потому что твои страдания… – заявил его брат.

– …Это бесплатный концерт и вообще что-то с чем-то! – закончил Вислый.

– Свиньи вы, а не верноподанные! – сообщил я им.

– Очнулся? – откуда-то спереди по ходу движения отряда пришёл Борборыч. – Идти может?

– Не может он идти… – ответил ему Кадет. – Даже подняться пока не в состоянии.

– Что тут было, пока меня не было? – поинтересовался я.

– Нормальные сводки из похода по джунглям, – Борборыч пожал плечами. – Трое на носилках, включая тебя – познакомились с местными ядовитыми тварями. Двое хромают – после нападения тигра. Пятеро – болеют, после того как вдохнули испарения какого-то растения. Мадна отправилась на перерождение, потому что дура упрямая.

– На этом месте поподробнее… – попросил я, обретая частичный контроль над своим телом.

– Да потому что, когда пятеро придурков уже отползали от ядовитого растения, она ещё ползла их спасать, – буркнул Борборыч. – Снаряжение еле-еле достали.

Оценил наше продвижение я только тогда, когда смог встать на ноги – ближе к вечеру. Отряд растянулся толстой гусеницей на тропе, которую мы вырубали самостоятельно. Густые заросли какого-то тростника, лианы – всё это образовывало сплошную сеть, пробраться через которую человек был не в состоянии. По нашим прикидкам, продвижение отряда замедлилось почти в два раза. Лагерь разбили на берегу Золотой, в излучине, полностью оккупированной древесным гигантом явно неземного происхождения – не припомню я на Земле деревьев с обхватом ствола метров в сорок.