С опаской - а может с надеждой?
– захожу в лифт.

И понемногу сатанею... хотя, несмотря на летнее время и общую вялость вновь подыхающей от жары Москвы, работы невпроворот. И косяки тоже обнаруживаются.

Так что я сам тащусь в издательство, чтобы устроить разнос за не вовремя выполненный крупный заказ, о котором я услышал краем уха. Может мне просто хочется спустить пар - в нашей компании, где все находится под неусыпным контролем трех трудоголиков и перфекционистов, почти все и всегда работает как часы.

Я не ору, нет.

Просто жестко проговариваю директору издательство свое мнение по поводу этой ситуации. А затем захожу в производственный отдел и намекаю, что если бардак в их заказах и на столах такой же, как у них в голове, то они серьезно рискуют этой самой головой.

В сумрачных коридорах производственных цехов мы и встречаемся.

Я и блондиночка.

На ней наглухо закрытая блузка, широкая юбка и пиджак до кучи, но мне и так известно, как она выглядит без всех этих тряпок.

Я делаю шаг в сторону, чтобы она прошла, Светлана делает то же, и как в придурковатых комедиях мы «танцуем» некоторое время, а потом еще и сталкиваемся. Так что Очень Важные бумаги, которые она держит, разлетаются по полу.

Девушка ныряет за ними. А я, поскольку не последняя скотина, опускаюсь на колено, чтобы помочь их собрать. И зверею уже по настоящему, когда она отдергивает руку, случайно задев меня пальцами.

– Я не зар-разный!
– рычу.

– Не уверена, - бормочет, а потом добавляет тихо, - я ведь не знаю всех симптомов бешенства.

– Вы намекаете, что…

– Как я могу! Вы же великий и ужасный… точнее, прекрасный. Всеобщий любимец и вообще огонь-мужчина.

Мне и смешно от её бормотания и поведения, и зло, и глупо… Я не понимаю термоядерной смеси, которая вдруг вскипает в крови. А еще мне категорически не нравится, с какой интонацией она произносит последние слова.

Светлана встает, прижимая к себе бумаги в защитном жесте, и я вдруг понимаю, что из этой коленопреклоненной позиции удобно провести ладонями по её стройным ногам и забраться под юбку…

Бл…ь.

Вскакиваю и хмурюсь:

– И что значит ваша фраза?

– Что вы всем нравитесь?
– получается вопросительно. Она смотрит куда-то в сторону и сопит.

– Кроме вас, да?

В обращенном на меня теперь взгляде - изумление. К тому же, девушка, похоже, окончательно пришла в себя. Гораздо быстрее, чем я. Опять.

– Артем Витальевич, вы и не должны нравиться… мне. Вы - генеральный директор огромной компании, а я всего лишь работаю здесь на испытательном сроке. Достаточно будет, если благодаря вашим умелым действиям зарплата будет вовремя… Вот и все.

– И все?!
– в висках стучит.

Что бы сделал на моем месте любой нормальный человек и начальник?

Скупо кивнул и пошел работать.

Что делаю я?

Аккуратно толкаю её чуть в сторону, к стене, наклоняюсь и втягиваю нижнюю губу. А потом коротко, глубоко и зло целую, добиваясь если не ответа, то хотя бы того, что тело блондиночки выгибается.

И отступаю.

– Врушка, - получается хрипло, - тебе я тоже нравлюсь.

И быстро ухожу прочь, понимая, что ни хрена я не выиграл в этом раунде.

И если она меня возненавидит, то будет, в общем-то, права. Как и если захочет уволиться…

Решение

Я ненавижу Артема мать его Зимина. И хочу его.

Кажется.

А еще хочу наплевать на то, что мне очень понравилось работать в его компании и уволиться… точнее, не дотянуть до конца испытательного срока.

Имею право.

Весь остаток дня после того поцелуя - наказания, поцелуя - клейма, жгущего губы и спустя несколько часов, я почти не работаю, а только и думаю о том, как выйти из этой ситуации.

Что делать-то? С ним, с собой? И стоит ли вообще что-то делать?

Меня немного отпускает только дома. Но я все еще не могу остаться наедине со своими мыслями, потому наливаю горячую ванну и звоню Томе. И рассказываю ей все-все. И про дождь, и про лифт - опять этот чертов лифт!
– и про почти два метра самомнения, и про поцелуй… Подруга восторженно дышит, а когда заканчиваю, тянет:

– Ну ты даешь, Разнина! Я как любимый порноролик посмотрела… - и добавляет, - Он тебя хочет.