– Ты беременна?
– у Томочки аж голос от волнения садится, что для моей подруги не слишком характерно, - Это как… так?

– Ну знаешь, когда член проникает в вагину, в яичках вырабатывается… - бурчу, но она прерывает меня взмахом руки и начинает рыться в телефоне.

– Ты что там ищешь?
– любопытствую.

– Статью про средства контрацепции для взрослых.

– Дура, - вздыхаю беззлобно, - Мы предохранялись. Просто не всегда… вовремя, - прикусываю я губу.

– И что сказал твой миллионер на это вот все? Он уже готов делиться своими миллионами с наследником?

– Я… еще не говорила ему.

– Дура, - вторит мне подруга.
– Срок-то какой?

– Четыре недели всего. И да, - поднимаю руки - Проверено на многих тестах.

– И чего ты ждешь? Или… боишься, что он будет не рад?
– она берет меня за руку и смотрит участливо.

Но я медленно качаю головой. Нет, не этого я боюсь.

– Понимаешь…это обратная последовательность.

– Чего?

– Забеременела - поэтому предлагают руку и сердце. А не наоборот. И я… я постоянно буду думать, что это какие-то вынужденные меры, раз он не признался мне и не предложил пожениться до этой новости.

– Дур… ну в общем-то, я тебя понимаю - вздыхает Тома. - Но ведь ты не сможешь скрывать свое состояние долго?

Развожу руками с унынием.

– Я знаю. И собираю сказать, конечно, в ближайшие дни.

Вот только в ближайшие дни не получается.

Сначала Артем улетает в командировку. Потом у нас начинается сбор подарков для больных деток от Деда Мороза. Мы почти не видимся - и я страдаю от этого и радуюсь этому одновременно. Потому что он все задумчивей и сдержанней, и часто просто молчит и подолгу на меня смотрит, от чего я ужасно нервничаю.

В нашей паре как-будто ломается хорошо отлаженный механизм. Там не обнялись, там не сказали друг-другу, там умолчали... На Артема валятся сделки и годовые отчеты, на меня - гормоны, и мне становится совсем плохо.

Хотя объективных причин нет и все хорошо.

Только плохо. Так, что иногда хочется плакать.

И зачем себе отказывать?

Я сижу на полу, перебираю нафига-то купленную гору икеевских новогодних игрушек и гирлянд, за которыми водитель Артема свозил меня этим субботним утром, и рыдаю, причем так самозабвенно, что даже не слышу, как кто-то заходит в квартиру.

И понимаю, что я уже не одна, когда меня обхватывают знакомые руки и знакомый голос, чуть ли не заикаясь, спрашивает:

– Ты… ч-чего? Карамелька, что случилось? Поранилась? Обидели? Болит что-то?

– Ы-ыы, - только и могу ответить. Вытираю слезы и сопли о дорогое пальто - кажется, он как зашел в квартиру, так и помчался ко мне, не раздеваясь, - Ты почему здесь? Завтра же должен прилететь…

– А ты не рада?
– хмурится и смотрит как-то внимательно, - Я ускорил все процессы - хотел побыть с тобой в выходные.

– Рада, - вздыхаю и снова утыкаюсь ему в пальто, - Гирлянды поможешь мне повесить, композиции там всякие сделать…

– Эм-м. Я вообще-то про другое думал, но как скажешь.

Он чуть отстраняет от себя, снимает пальто, потом оценивающе смотрит на мои все еще искривленные губы и снова прижимает к себе, стоя на коленях.

– Карамелька… ты же ничего не скрываешь от меня?

– М-мм?

– Хм. Ты не больна?

– Нет.

– Фух.
– в его голосе и правда слышится облегчение. А потом - даже некоторый страх - Не собираешься от меня уходить?

– Нет!

– А то я уж было подумал…

Теперь моя очередь отстраниться и посмотреть на него внимательно. Аж слезы просыхают от удивления.

– Артем, ну ты чего?

– А что мне думать еще? Ты закрываешься последнее время все чаще и дело ведь не в новой работе. А в чем - я понять не могу…

– Кто бы говорил, - бурчу и изображаю зверскую гримасу.
– Как - будто не ты уже пару недель ходишь по дому с таким суровым лицом «не подходи - убью».

– У меня не такое лицо!

– Такое.

– Я просто много думал!

– О чем?

– О нас.

Мне тут же становится страшно. Но я пересиливаю себя.

– И что… мы?

– Всё, - обводит он руками гипотетическое всё, а внутри меня начинает биться в припадке маленькая истеричка: «Он сказал «всё»! Он нас бросает!»

Я отползаю от него на безопасное расстояние и приказываю хрипло:

– Объяснись… п-пожалуйста.

Вдыхает. Выдыхает. Жамкает зачем-то карман брюк. Смотрит на меня совершенно несчастно. А потом бормочет с тоской, глядя в сторону: