Фоном фотографии служило старое потрепанное покрывало, местами поеденное молью. Снимок вышел смазанным, рамка неумело скрывала засвеченные края, зачем-то подкрашенные тушью, а из-за спины одной из малышек виднелась неумело спрятанная подпорка-атрибут. Фотография казалась старой и выцветшей, но Семен по собственному опыту знал, что собака зарыта в некачественной бумаге, на которой был проявлен снимок.

Семен поймал себя на мысли, что еще пару лет назад в кругу лондонских денди такими снимками крикливо хвастались друг перед другом, лопаясь от бахвальства и собственной значимости. За такую фотографию, сделанную на примитивный «Kodak Brownie» из прессованного картона, англичане отдавали подчас по несколько фунтов стерлингов, перекрывая разом себестоимость фотоаппарата.

Вступление к «Тристану и Изольде» сменилось «Гибелью Богов». Фотограф еще некоторое время стоял в коридоре и продолжал рассматривать семейный снимок четы Скоулов, когда в дверях холла появился хозяин дома.

Мужчина был поджар, под пышными бакенбардами выступали массивные скулы. На первый взгляд хозяину можно было дать все пятьдесят, но, если присмотреться внимательней, становилось ясно, что возраст мужчине прибавляла седина на висках и старые въевшиеся в кожу пигментные пятна на щеках, следы яркого палящего солнца Индии. Не без труда в мужчине можно было узнать сэра Уильяма Скоула, настолько он изменился по сравнению с тем пышущим здоровьем, сильным и статным офицером, что смотрел суровым и вызывающим взглядом с фотографии.

– Здравствуйте! – гулко, по-солдатски, поприветствовал Семена хозяин.

– Сэр Уильям Скоул? Добрый день! – фотограф улыбнулся и поприветствовал мужчину в ответ. Он протянул офицеру руку, но рукопожатия не состоялась. Тот остался недвижим и не обратил на протянутую ладонь Семена никакого внимания.

Кисть фотографа застыла в воздухе. Повисло молчание. Семен почувствовал неловкость – мужчина смотрел на него тяжелым, сверлящим взглядом, будто изучал новобранца, которому предстоит важное задание, а у офицера закрались сомнения на его счет – не провалит ли дело. Глаза сэра Уильяма были красными, какими-то воспаленными, капилляры полопались, а под набрякшими нижними веками залегла синева. Можно было предположить, что всю прошлую ночь Скоул пил виски, а наутро с чудовищного похмелья проклинал все на чем стоит свет. Вот только – судя по запаху – сэр Уильям был абсолютно трезв. Единственным посторонним запахом в помещении был ненавязчивый аромат валерианы. Офицера покачивало, он опирался на набалдашник из слоновой кости с красивой расписной резьбой. Любопытный взгляд мог заметить небольшую трещину в том месте, где набалдашник соединялся с ручкой. Выглядел хозяин паршиво, и Семен всерьез задумался, что Скоулу стоит перенести фотосессию на следующий раз.

– Эмми сказала, что вы… фотограф, – произнес хозяин. Последнее слово далось ему с явным с трудом, Скоул будто бы выдавил его из себя, выплюнул. В целом же его слова прозвучали крайне пренебрежительно.

– Так и есть, – Семен еще шире расплылся в улыбке и повернулся к снимку на стене. – Хотите заменить старый и не совсем удачный семейный снимок, сэр Уильям?

Скоул ответил не сразу. Офицер вздрогнул, будто слова гостя были ему неприятны, даже болезненны. Кисть его побелела, настолько сильно он схватился за свою трость. Вены на руке набухли.

– Не трогайте снимок… – наконец, выдавил сэр Уильям скрипучим голосом. – У нас не так много времени, все расписано, поэтому прошу вас, сделайте свою работу и уходите. Поверьте, если бы не моя жена, ноги бы вашей не было в моем доме…

Семен, который не ожидал подобной резкости, смутился. Может, не следовало называть снимок на стене неудачным? Или сэр Уильям тот еще скупердяй и не хочет раскошеливаться на новую фотографию? Определенно, странный тип этот закоренелый вояка.

– Где девочки? Где леди Скоул? – осторожно поинтересовался Семен, оглядываясь.

– Пройдемте со мной, – сухо ответил хозяин.

Сэр Уильям развернулся, миновал холл, прошел в зал. Семен, бережно прижимая к себе кофр со «Стерео Хокай», последовал за ним и на секунду замер на пороге от удивления.

В зале царил полумрак. Несмотря на солнечную погоду, шторы были плотно задернуты. Под потолком висела массивная хрустальная люстра, по краям комнаты были расставлены изящные серебряные канделябры ручной работы, в которых горели свечи. Пламя свечей освещало замысловатые узоры на индийских коврах, которыми здесь были увешаны все стены. Нос учуял приятный запах благовоний и жженных восточных трав. В небольшом декоративном сосуде на столе с ножками из красного дерева тлели угли. Судя по обстановке в доме, сэр Уильям Скоул, офицер Британской армии, гордился своим прошлым и тесно связал свое настоящее со службой в Индии, раз перенес частичку Востока в свой дом. Взгляд Семена упал на небольшую статую Будды. Керамическая статуэтка держала свиток с искусно нанесенными тушью иероглифами. Пергамент усох, надписи местами потрескались, расползлись, свиток выглядел старинным и очень ценным. Схематичное и замысловатое изображение иероглифов на пергаменте завораживало – оставалось только догадываться, какое содержание вложил в свиток мастер. Спрашивать у сэра Уильяма о происхождении пергамента и нарваться на очередную грубость совсем не хотелось.

Обращало на себя внимание громоздкое зеркало у противоположной стены, закрытое пледом. Зачем? Впрочем, девочки, за которыми в этом возрасте нужен глаз да глаз, играя, могли запросто разбить стекло, а горничная, чтобы никто не поранился осколками, набросила на зеркало плед.

– Разувайтесь, нечего пачкать ковер, – заворчал Скоул. – Я не за то плачу вам эти чертовы полтора фунта, чтобы вы топтались по ковру грязными ботинками! В моем доме не ходят в обуви, можете зарубить себе это на носу! – Он вдруг осекся и тяжело выдохнул.

Семен поспешно снял ботинки и придвинул их к порогу. Полтора фунта стерлингов? Он не ослышался? Неплохие деньги, стоит только выйти из Южного Кенсингтона и оказаться где-нибудь к востоку от стены Лондоского Сити, и эти деньги превратятся в целое состояние. В «СНА» неплохо устроились, если оценивали каждую выездную сессию студиоза в полтора полновесных фунта. В России за одиннадцать рублей можно было купить недурной фотоаппарат и снимать на него в свое удовольствие. Не «Стерео Хокай», нет, но добротный «Кодак» «в коробке» за эти деньги можно было приобрести вполне.