Пытаюсь медленно освободить свои пальцы, но Винсент держит их крепко. Потом поднимает выше и касается их теплыми губами. Я чувствую, но не не решаюсь поднять глаза. Мне настолько неловко, что я отвожу взгляд и обещаю себе больше никогда не смотреть на этого мужчину.

– Посмотри на меня, Эли, – хрипло шепчет он у моей кожи.

Эли… так ласково. Так нежно, как будто я уже стала для него настолько близкой, что он может сокращать мое имя.

– Давай, малышка, тебе нечего бояться, – произносит Винсент негромко, вкрадчиво, с легкой хрипотцой. Хотя, когда он разговаривает, не сдерживаясь, его голос можно назвать громогласным, и он слышен в каждом уголке нашего домика, когда мы все там находимся. И мне это нравится. Такая у него особенность.

Я медленно поворачиваю голову, переставая буравить взглядом полоску песчаного берега, переходящую в траву, и наконец решаюсь посмотреть ему в глаза. Темные, словно омуты, глубокие и затягивающие. Винсент смотрит внимательно, как будто через зрачки читает мои мысли. Мне становится еще более неловко, но его прожигающий взгляд удерживает меня крепко, не давая снова отвернуться.

– Если бы ты знала, как сильно я хочу тебя, Эли, то не смущалась бы так сильно. Или, наоборот, смущалась, знай ты мои мысли. Но я не хочу так, детка, не из чувства благодарности. По собственной воле – это правильно. Когда ты трезвая.

– Я не пила, – в недоумении отвечаю.

– Я не говорю об алкогольной трезвости. Я говорю о трезвом рассудке, не затуманенном чувством избавления от возможной опасности. Когда человек находится на пороге смерти, единственный инстинкт – продолжение рода. Поэтому после всплеска адреналина всем нам хочется секса. Мы возбуждены и нам нужно поскорее направить эту избыточную энергию в нужное русло. Но я хочу, чтобы ты осознавала свои действия. Чтобы хотела меня просто так.

– Я хочу, – говорю, вкладывая в голос всю уверенность, что есть во мне. Я ведь правда хочу его. Он привлекательный, сексуальный. Господи, да он горячий, как ад.

– Давай немного остынем. Дадим себе чуть больше времени.

– Ты со всеми женщинами берешь тайм-аут? – не знаю, зачем спросила это. Как только слова вылетают из моего рта, хочется закрыть лицо ладонями, потому что оно снова начинает гореть.

Вместо того, чтобы разозлиться или нахмуриться, лицо Винсента светлеет, и на нем появляется улыбка. Обаятельная, легкая, открытая. Я завороженно пялюсь на его губы и глаза, которые искрятся весельем.

– А ты со всеми мужчинами такая дерзкая?

– О, господи, нет, – выдыхаю я, снова смущаясь. – Прости, я…

– Не извиняйся, Эли, – он тянет меня за руки, и уже через секунду я оказываюсь прижата к горячей груди. Утыкаюсь в нее носом и вдыхаю запах кожи, пока Винсент обхватывает меня и крепко обнимает. – Ты ни в чем не виновата. Разве только в том, что полезла в холодную воду одна. – Он хмыкает, вызывая мою ответную улыбку. Пусть подержит меня так подольше. Не хочу возвращаться в реальность. Мне нравится в его объятиях, в них спокойно, и в то же время они будоражат.

Через некоторое время Винсент слегка отстраняется.

– Пойдем. Одри скоро проснется.

– Да. Пора.

Я поднимаю с песка полотенце, быстро заворачиваюсь в него и шагаю к своим вещам. Сейчас, когда уровень адреналина сходит на нет, я чувствую себя уставшей, разбитой и как будто… опозоренной. Мой поступок был идиотским, и я, наконец, в полной мере начинаю ощущать это. А еще испытывать чувство благодарности к Винсенту за то, что он не посмеялся надо мной и не воспользовался ситуацией. Похоже, из нас двоих он – единственный здравомыслящий человек.

Пока натягиваю на себя одежду, краем глаза слежу за Винсентом. Он не смотрит в мою сторону, и я позволяю себе рассмотреть его. Он все еще возбужден. Может, мне стоило… не знаю, помочь ему с этим? Я резко отворачиваюсь и, зажмурившись, ругаю себя за дурацкие мысли.

Назад мы идем в тишине. Мне неловко нарушать ее, хотя на языке танцуют десятки вопросов. Но только сейчас осознаю, что я Винсенту чужой человек, и вряд ли он станет распространяться, например, о своих татуировках и о том, чем занимается. Поэтому я пока держу язык за зубами и шагаю рядом с ним, просто наслаждаясь его обществом. Перед самым домиком Винсент резко останавливается и поворачивается ко мне. Я тоже замираю. Долгую минуту он буравит меня взглядом, а потом произносит то, что снова впрыскивает убойную дозу адреналина в мою кровь.

– Я обязательно возьму тебя, Эли. Не сейчас, позже. И ты будешь чувствовать и осознавать все, что я буду с тобой делать. Тебе понравится.

Он легко подмигивает, как будто только что не взболтал мои внутренности в похотливом блендере, разворачивается и скрывается в домике. А я остаюсь на месте, ждать, пока сердце хотя бы немного замедлит свой ритм, а лицо перестанет гореть.

Винс

В обычной ситуации я бы не упирался. Взял бы то, что мне предлагают, и воспользовался подвернувшейся возможностью. Так я поступаю всегда. Но сейчас мы не в обычной ситуации. Что-то подсказывает мне, что с Элисон не прокатит так, как я привык обращаться с женщинами. С ней нужно аккуратно. Она так вела себя у озера, будто не знает, что делать. Наслаждается ситуацией, но, как поступить дальше, куда положить руку, где провести губами, что сказать и как прижаться, не знает. Вряд ли Элисон девственница, хотя, я не исключаю и такого варианта. И, обычно, даже сама мысль о ее неопытности оттолкнула бы меня. Я привык иметь дело с женщинами, которые знают, чего хотят, и готовы подчиняться. Но в Эли меня заводит именно эта ее неопытность, робость. Как будто медленно распаковываешь рождественский подарок, предвкушаешь, что там будет нечто, о чем ты давно мечтал или чего хочешь до дрожи.