Шрифт:
— Он нас чпокнул ночью, когда чердаком потёк. И до херни этой компьютерной говном стал, чё сусолить? — сказал Олег. — Нахера ему вообще с тобой говорить было?
— Это другой вопрос… — Головастик тяжело вздохнул. — Другой вопрос. Он очень охотно пошёл навстречу. Ожидалось больше сомнений. Я даже думал, судя по отчётам соклана, что потеряю его там, на островах. Но Ло…Николай согласился вести переговоры.
— Ну конечно. Ему же надо ареал обитания расширять. Северянчики–то кончились, — фыркнул я.
— Ему? — не понял Головастик.
— Ну, тому, кто его себе забрал. Это не шутки, Юра. Совсем не шутки. Ты знаешь, как серьёзно я отношусь к мобам в этой игре. Но Выводок — это другое. Он уничтожает всё разумное. Переделывает. Я всерьёз отношусь к попыткам меня переделать. Потому что я настолько офигенен, что любое вмешательство непременно нарушит баланс, знаешь ли.
— А что делать–то? Какие у вас предложения?
— Вырубить его и таскать с собой, — подал голос Женя.
— Он охотник, — помотал головой Игнат.
Мы посмотрели на нашего стрелка, но тот будто бы и закончил объяснения.
— Секунду! — я вытащил из инвентаря Оскал. Напялил его и повернулся к молчуну. — Вот теперь мои эмоции полностью соответствуют желанию их выразить.
— Что? — неуверенно улыбнулся Игнат.
— Что значит «он охотник», кэп? Снег белый? Ты ведь просто так рта не раскроешь. Тайну ведаю я зловещую. Рассказывай.
— Способность у охотников есть. На пять секунд свободное перемещение.
— Опа… Погоди…
Знакомый толстяк в рубахе приветственно помахал мне рукой и затанцевал, виляя задницей и запрокидывая голову. Видения вернулись, будь они неладны. Но это лучше, чем полуголая модель с подобными жестами. Диссонанса нет и проблем с сексуальными девиациями потом не возникнет. Надеюсь.
— Блядь… — прикрыл глаза я. — Секунду. Соображу.
— Этот хант, которого мы вайпнули, чего тогда её не заюзал? — поймал мою мысль Миша. Быстро соображает парень. — Затупил?
— Или комедию ломал, — сказал Кренделёк.
— Он реально обосрался, когда я про бочку сказал. Так что надо проверить. Вяжите его ребята! — указал я пальцем на Игната. Тот даже напрягся немного. — Может, не снимает верёвки его заклинание? Или Таксист об этом не подумал тогда. Давайте проведём свою собственную передачу «Разрушители мифов»?
— Стоп. Потом. А что если он… Адекватный? — вновь заговорил Головастик. — Что если он больше пользы принесёт в бою, чем спелёнатый? Коля ведь легко внушаемый. Если знать, что сказать и когда — можно толкнуть его на всё что угодно. Я справлюсь, уверен.
— Откуда такие познания? — вцепился в эти слова я. Шаман закатил глаза. Толстяк из видений кривляясь ходил вокруг стола, пританцовывая у каждого из задохликов. Чего ему надо?
— Адекватные нубов на кладбоне не фармят, — фыркнул Миша. — А Ловелас фармил.
— Не перебивай, — отмахнулся я. — Я вижу, что у Юры тайна. Я хочу её вскрыть!
— Зачем это тебе? — спросил шаман.
— Не знаю. Природная вредность. Люди считают, что я тролль. Но на самом деле просто вижу пороки насквозь и люблю вытаскивать их на поверхность из светлоликих людишек.
— Ты вечно отвлекаешь от главного, Егор. Пожалуйста, немного приструни своё чудаковатое чувство юмора ненадолго.
— И правда, Егор. Пожалуйста, не могли бы вы чуть–чуть серьёзнее подойти к вопросу? — согласился с ним Стас. Ну раз он просит, то тут да, надо увянуть. Я принялся следить за невидимым всем толстяком.
— Мы же все хотим выйти отсюда? Без Ловеласа не выйдем, — устало произнес Головастик. — Если не хотим сдохнуть в капсулах, то нужно искать выход. Десятый нужен. Несёт ли он угрозу нам? Вряд ли.
— Вдруг он просто хочет выбраться с острова? — сказала Светлана. — Там его держит море. А здесь…
— Корабли настроить ему кто мешает? — повернулся к ней шаман. Толстяк пристроился за спиной заклинательницы. Закатил глаза, высунул язык и скрестил на груди пухлые руки. Потом уставился на меня в весёлом ожидании и затанцевал.
В груди стало тесно. В горле застрял ком.
Толстяк вновь повторил этот жест, глядя мне в глаза. Потом жирное лицо расплылось в понимающей улыбке, не хватало только лампочки «идея» над головой. Он подошёл к Жене. Заплясал радостно, изображая бег и веселье. Затем к Свете, и вновь сложил руки на груди и закатил глаза.