— Что Юра? Вас любого в любой момент выключить могут. В любой! Какие планы вы тут строите?! Уровни качать? Да какого хера вообще у вас в головах творится?! Ничего не изменится. Просто вместо Выводка будет Хреныводок, уровнем побольше. Те же яйца, вид сбоку!

— В жизни, знаешь ли, — вмешался я, — тоже все может закончиться в любой момент. За молоком вышел и нашел себе инсульт, кирпич на голову или пьяного ушлепка за рулем прокурорского геленвагена.

Юра посмотрел на меня с яростью.

— Успокойся, — твердо сказал ему я. — Мы ведь это уже проходили, верно? Сидеть на одном месте не имеет смысла нигде. Ни в жизни, ни в игре. Даже если нет выхода — нужно двигаться.

— Прыгать для этого мудака, что за нами следит?! Это твое движение?!

— Жизнь, это то, что мы из нее делаем. Здесь и сейчас, — терпеливо произнес я. — Каждую минуту сознания — мы живы.

Вор выпучил глаза в недоумении.

— Какая разница, Юр, где ты мучаешься — в реальной жизни или в игре? Если никакой, то подумай, может быть и радость равноценна? Сиюминутная. Текущая. Может, стоит выбрать ее?

— Это все ненастоящее! — сказал Юра.

— Да. Но ты — настоящий. Ты — как человек, как личность. Ни как кусок мяса, а, прости — как душа. Какая, тогда, к лешему, разница — в метро ворчать или в виртуальной реальности?

Хрена себе я дал! На меня смотрели все, кроме новичка. Когда-то давно один человек сказал мне, что пустое остроумие — это тлен. Его нужно чередовать с серьезностью. Тогда, говорил мне этот двадцатилетний знаток душ, все девушки будут твои. Я давно вырос, давно уже понял, что это продукт подросткового токсикоза, но…

До сих пор чередовал!

Новичок все еще пялился себе под ноги, запустив пальцы себе в волосы. Света повернула голову и смотрела на меня с изумлением. Стас развел руками:

— Егор. От вас не ожидал.

— Да я сам охренел.

— Я не хочу тут быть, — глухо сказал Юра. Он явно успокоился. — Я хочу домой.

Игнат подошел к вору, хлопнул по плечу, и отправился на топчан.

Народ притих.

— Однако, — вновь подал голос я, — план вижу таким. Отправляемся в путь завтра. Во-первых — Свете надо прийти в себя. Во-вторых — слишком много странной движухи вокруг города. Торопливой, хочу сказать, движухи. Я б не хотел оказаться в лесу в тот момент, когда начнется то, к чему так готовятся наши бородатые боты. Нас хорошо проредили три жреца. А ведь этих жрецов что-то изменило.

— Мы потеряем время, — сказал Стас. Расстроился, бедолага. — Может, мы смогли бы вырваться раньше? Там есть люди, которые знают о мире больше нас. Они обязательно нам помогут.

— Нет, — прохрипел кто-то. Голос был чужим. Чуждым.

Мы все обернулись на Балабола.

— Щеглов делал этот проект экспериментальным, — сказал новичок. — Социально-экспериментальным. Он никогда бы не строил игру на гуманизме. Человек человеку — волк. Не ждите помощи.

— Он разговаривает! — я прижал ладони к щекам и округлил рот. — Божечки-кошечки. Хи из алаааайв! АЛА-А-А-АЙВ!

— Поясните, пожалуйста. Как вас, кстати зовут? — спросил Стас.

Балабол выпрямился:

— Меня зовут Евгений. Евгений Федотушкин. Я работал с Щегловым.

Только перебравшись в глушь, Сценарист услышал птиц. Город заглушал их. Город, почти выдавивший из Сценариста душу, забивал слух тысячей искусственных звуков. Даже ночью не оставлял в покое. Выкрики гуляк, моторы гонщиков, шаги бессонных соседей сверху. Лязг лифта из парадной. Коварный падальщик из бетона и асфальта усыплял внимание, подменял истинную жизнь бесконечной суетой. Вокруг всегда что-то происходило, для того, чтобы человек не осознавал жизни. Чтобы запутался в паутине огромного мира, обмяк, и позволил себя сожрать.

Города поедают людей. Но он вырвался. Вырвался и теперь чувствовал тоньше. Теперь весна была весной. Лето — летом. Осень — осенью. С запахами, с видами, со звуками. В городе ты теряешься и делишь дни на «тепло-холодно», «сухо-сыро».

Надо было давно съезжать.

От дыма сигареты кружилась голова. Кончики пальцев покалывало. По телу разливалась слабость, голос в голове сокрушался, тихонько напоминая, мол, зачем ты сдался? Ведь ты не курил целый год!

Эту пачку Сценарист держал для того, чтобы победить своего древнего врага. Чтобы не избегать, а победить. Первая ошибка при отказе от курения — прятаться от сигарет. Отводить глаза от курильщиков, выбрасывать пачки, избегать мест, где захочется втянуть в себя отравленный дым — это все не помогает. Это ненадолго. А вот видеть каждый день и осознавать — что у никотина нет больше власти — хорошо прочищает голову. Он проходил мимо пачки по несколько раз в день. Сначала тянуло страшно. А последний месяц все думал — не выбросить ли сигареты вообще. Зачем пылятся.

Хорошо, что не выбросил. Сегодня — можно.

Птичий щебет глушил гудение спрятанных в ангаре генераторов. Прохладный ветер остужал горящее лицо. Сценарист затянулся еще раз. У него получилось. Получилось то, что не смогла сделать целая корпорация, с безграничными ресурсами, но скованная рамками условностей. Морали. Закона.

Пальцы дрожали. Сценарист смотрел куда-то поверх забора, на кроны далеких елей, над которыми синело холодное осеннее небо. Сознание заволокло туманом, к которому привык каждый курящий, но который так болезненно тяжел, если между порциями никотина прошло время.