Кусая губы, Клод Дешанель попятился назад. Потом круто развернулся и покинул здание «Же маритим». Делать ему здесь больше было нечего.

Сойдя вниз, в раздевалку, Изабель Серрантес без сил опустилась на широкую деревянную скамейку и застыла, точно изваяние. Мимо проходили ее соотечественники, спортсмены других команд, но она их словно не замечала.

– Изабель, что с тобой? – вдруг раздался голос над самым ее ухом. – Ты что, не слышала, что мы все собираемся в ресторан «Кот д'Азур»? Вся наша команда?

Изабель подняла голову и увидела Хоана Согуэро, который плыл на дистанции 100 метров брассом.

– Зачем вы собираетесь в ресторан? – глухо спросила Изабель.

– Отпраздновать наши победы, – широко улыбаясь, произнес Хоан. – В том числе и твою, Изабель.

Девушка почувствовала, как в ее горле поднялся шершавый комок.

– Не издевайся надо мной, Хоан. Какая победа? Я все проиграла. Мне не следовало вообще приезжать сюда в Марсель.

– О чем ты говоришь, Изабель?! – Хоан Согуэро недоумевающе смотрел на нее. – Ты же завоевала высокое второе место. Уступив в результате лишь Даниэле Бонетти – одной из лучших молодых спортсменок Европы. Это же само по себе блестящее достижение!

Изабель резко встала. Просверлив Хоана Согуэро тяжелым взглядом, она, задыхаясь, произнесла:

– Пожалуйста, не растравляй мне душу, Хоан. Мне и так тяжело… неужели ты не замечаешь?! – И, прежде чем Хоан смог что-либо сказать, она стремительно вышла из раздевалки.

Вернувшись в мастерскую, Клод никак не мог успокоиться. Он попробовал было рисовать, но вскоре с досадой отбросил в сторону альбом. Перед глазами стояла Изабель… ее фантастический по напряжению и внутренней красоте финишный рывок, подобного которому он нигде и никогда не видел… и ее исполненная бесконечного трагизма поза в тот момент, когда выяснилось, что «золото» досталось все-таки итальянке. Он ясно видел, как все это можно превратить в скульптуру – в скульптуру, которой не будет равных ни по выразительности, ни по пластике… в скульптуру, которая станет несравненным, законченным шедевром и бесспорно принесет ему первое место. Он все это видел – и одновременно с ужасом понимал, что навсегда упустил этот шанс, эту возможность – Изабель наотрез отказалась позировать ему, и ни за что на свете не изменит своего решения. И от этого Клод чувствовал такую горечь, от которой даже щемило сердце.

Он подошел к бару и смешал себе виски со льдом. Сделал большой глоток – и, казалось, даже не почувствовал вкуса виски.

– Какую же возможность я упустил, – прошептал скульптор.

Он приблизился к окну. Перед ним расстилалась величественная панорама залитого ярким солнцем Марселя. Форты Святого Николая и Святого Жана, сторожившие вход в Старый порт, огромный бронзовый фонтан на площади Кастеллан, изысканная византийская базилика собора Нотр-Дам де ля Гард, невозможно-смелый архитектурный абрис Музея моды, ажурный готический контур древнего аббатства Сен-Виктор на фоне изумрудно-зеленого Парка Борели образовывали неповторимую панораму города, основанного еще древними греками. И одним из заметных памятников этого замечательного города могла быть стать сделанная им скульптура. Боже, как же обидно!

– И все из-за какой-то глупости, – пробормотал в сердцах Клод Дешанель.

Но, как бы он ни называл решение Изабель, ясно было одно: шанс упущен навсегда. Клод заскрежетал зубами от бессильной ярости. Надежда выиграть конкурс, только что столь ярко блеснувшая перед ним, превратилась в дым.

Он вновь принялся мерить нервными шагами мастерскую. Внезапно остановившись, он топнул ногой так, что зазвенели стекла в оконных переплетах:

– Нет! Я не позволю моей мечте сгинуть столь бесславно! – Он сжал кулаки. – Я разыщу Изабель, и сделаю ее своей моделью!

В нем клокотала такая решимость, что он на миг стал похож на разъяренного быка, сметающего все на своем пути.

Он даже не услышал, как открылась дверь и в квартиру кто-то вошел.

«Нельзя терять ни минуты, – пронеслось у него в голове. – Надо действовать прямо сейчас».

Он схватился за телефон. Прежде всего, надо было разыскать саму Изабель.

– Кому ты звонишь? – раздался звенящий, наполненный неподдельной ненавистью голос у него над самым ухом. – Ей?

От удивления Клод едва не выронил телефонную трубку. Резко обернувшись, он увидел перед собой Шанталь.

– Ты чуть не напугала меня, Шанталь, – принужденным голосом произнес он.

– Я так и поняла, – проронила она с холодной улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. – Просто тебе есть чего бояться и чего стыдиться, Клод. – Она в упор посмотрела на него. – Ты звонил своей длинноногой спортсменке? Той, что годится тебе в дочери? Ну и подлец же ты, Клод!

– Шанталь… – Голос Дешанеля звучал хрипло и слегка дрожал.

– Я вижу, тебя тянет уже к совсем молоденьким? Только они могут тебя теперь возбудить? Какое же ты грязное животное!

– Шанталь, побойся Бога… Что ты несешь?!

– Бояться Божьего гнева должен ты, а не я! – воскликнула женщина. – Оказывается, ты просто сексуальный маньяк. – Она презрительно скривилась. – Все эти пять лет я и не знала, с кем живу!

– Изабель Серрантес – это просто девушка, спортсменка, которую я хочу использовать в качестве модели. – Клод стиснул кулаки. – Тебе должно быть стыдно за то, что ты возводишь на нее и на меня такую чудовищную напраслину.

– Напраслину? – Шанталь Тюренн разразилась дьявольским хохотом. – Да нет, Клод. Я говорю чистую правду. И ты это знаешь лучше, чем кто-либо еще. – Она приблизила свое лицо к лицу скульптора, и Дешанеля поразил воспаленно-лихорадочный блеск ее глаз. – Значит, тебя потянуло на совсем молоденьких? Ну что ж, я не буду тебе мешать. – Она выпрямилась. – Я уже сказала тебе: или я, или все остальные женщины. Ты выбрал их. Поэтому прощай, Клод. Прощай навсегда!