Шрифт:
– Как наши «партнёры» реагируют на полёты?
– Как обычно – отрицательно. Прислали ноту протеста в связи с «нарушением правил безопасности перелётов в околоземном пространстве».
– Что вы ответили?
– Посоветовали не запускать воздушные шары слишком высоко.
– Тоже верно, пусть сначала научатся обоснованно строчить жалобы. Садитесь. Сергей Иванович, доложите обстановку по Уральскому округу и близлежащим территориям.
– Наблюдается повышенная активность НКО «Гражданская совесть», – директор ФСБ откашлялся, прочищая горло. – Устраивают пикеты на пути следования грузов с объекта «Шахта».
– Что «рекламируют»?
При этих словах присутствующие улыбнулись, понимая о чём идёт речь.
– Требуют прекратить вывоз ядерных отходов из могильника.
– Значит секретность на уровне, это похвально. С особо рьяными проведите беседы, подключите прокуратуру, пусть тщательно проверят этих радетелей за экологию. Продолжайте.
– Получена очередная угроза в адрес «Пантеры», источник находится в Колумбии.
– Утечка?
– В последней операции задержан некто Николас Аваро, его майор Мирошникова брала довольно жёстко, оказывал сопротивление. Подозреваем адвоката, делал звонки за рубеж.
– Разберитесь, потом проинформируете. Ваша очередь, Николай Васильевич, только коротенько, – Президент кинул взгляд на наручные часы. – Время поджимает.
– Владимир Михайлович, проект «Проходчик» не останавливается ни на минуту. Однако, с отсутствием достаточного количества персонала, демонтировано только две палубы.
– Досадно, но сами понимаете, в связи с повышенной секретностью мы не можем привлекать много народа. Попросите «Специалиста», пусть сделает дополнительный терминал.
– К сожалению с ним потеряна связь. Мы не знаем, где он находится в данный момент.
– Плохо. Как появится, немедленно сообщите. На этом заканчиваем. Следующее совещание проведём в расширенном варианте, встречаемся через два дня в 13:00. До свидания, товарищи.
Нарейса уже битый час рылась в Интернете, пытаясь найти, более-менее, вразумительную информацию о различных аномалиях, но кроме опутанных всякими домыслами и фантазиями личных измышлений уфологов и доморощенных исследователей, не попадалось ничего. Сзади подошла Морана, обняла за шею и потёрлась щекой.
– Мам, можно я с тобой пойду?
– Нет, дочка, там может быть очень опасно.
– Ты же научила меня драться.
– Вот так я потеряла четверых, неплохих, бойцов. Они тоже говорили: «Мы умеем», но знания без опыта – ничто. Помнишь предостережение Умника?
– «Никто не возвращался». А кто пропадал? Мы же не знаем, кем были исчезнувшие.
– Нет информации. Представляешь – у вселенского компьютера нет данных, одни предположения.
– Фантастика.
– Хуже. Кто-то намерено закрыл доступ.
– А что думает дедушка Фирто?
– Впервые об этом слышал. На Дарино нет аномалий.
Они надолго замолчали, каждая думая о своём. Морана ушла на диван и, забравшись с ногами, старательно хмурила брови, препарируя каждую набежавшую мысль.
– Бред, один сплошной бред, – Нарейса досадливо поморщилась. – Глупая затея искать здесь что-то путное.
– Мам, а вдруг папа провалился в прошлое?
– Почему не в будущее?
– Но ведь его нет. Как может сохраниться информация в пространстве о том, чего не было?
– Бу-ду-ще-го нет, – произнесла Нарейса по слогам.
– Мне в голову пришла странная идея, – Морана глубокомысленно упёрла палец в лоб. – А что, если пропавшие, пытаясь вернуться, снова проходили через портал и проваливались глубже? С каждым разом уходя всё дальше и дальше, из одной альтернативы в другую.
– Боги, как всё просто, – мать с удивлением взглянула на умницу-дочь. – До того просто, что ужас берёт. Если принять твою версию за реальность, то естественно никто и никогда ничего не расскажет.
Во дворе гулко и радостно залаял алабай Кеша, прошлогодний подарок генерала Коростина:
– Что, морда, нет хозяина дома? Поэтому у будки лежишь? – в голосе Веры проскочила нотка тревоги. – На, держи вкусняшку. Да осторожнее, здоровяк, руку отхватишь.
Она вошла в дом, повозилась в прихожей, меняя туфли на тапочки:
– Есть кто живой?!
– Мы в кабинете! – откликнулась Морана.
Вся семья называла кабинетом комнату с тремя компьютерами, купленными специально для дочерей, чтобы не было излишних споров и слёз. Хотя плакать они перестали после пяти лет, лишь упрямо сопели, принимая наказание за детские шалости.