Голос иерарха звучал ровно и отстраненно, но эта привычная маска больше не могла ее обмануть. Девушка чувствовала огонь его желания, таящийся на дне холодных глаз. Ресницы человечки задрожали, словно она вот-вот заплачет. Глупая девчонка, додумалась же испытывать пределы его терпения. Дать бы пару кругов по полигону. Или по хорошенькой заднице, которой человечка принимает такие решения.

— Я… не школьница, и понимаю, чего вы хотите, — собравшись с духом, прошептала она, глядя в пол. — Потому и пришла. Раз вам… тебе действительно этого хочется и не противно… со мной, я… готова. Я потерплю и не буду сопротивляться, обещаю. Буду послушной и покорной, сделаю все, что вы хотите, так, как вам нравится.

— Чтобы я наигрался вволю и потерял к тебе интерес, — озвучил ее невысказанные мысли Андрей. — А если мне нравится то, что для тебя неприемлемо?

Девушка слегка побледнела.

— Вы убийца, а не мучитель. А легкие травмы Айболит подлатает.

— Айболит? — неопределенно хмыкнул маг, иронично прищурившись. — Звучит заманчиво, Солнышко, но, пожалуй, вынужден отказаться от твоего несомненно смелого и великодушного предложения.

— Почему? — не поняла девушка, вдруг неожиданно ощутившая собственную обнаженность, холод и пустоту, и зябко передернувшая плечами.

— Согласившись, я потеряю бесконечно больше, чем приобрету, — с легкой грустью в голосе сообщил маг, поднимая с пола пеньюар и набрасывая тонкое кружево-паутинку на обнаженную фигурку. — Из-за похоти и сомнительного удовольствия обладать скованным ужасом телом я навсегда и бесповоротно потеряю самое ценное — твое уважение и доверие, которого и так немного. И уважение к себе. Разве это стоит физкультминутки?

— Почему вы так считаете? — растерялась Полина, неловко теребящая завязки пеньюара.

— Потому, что ты считаешь, что я мерзавец, способный сделать со своей женщиной такое, что ей понадобятся услуги Айболита. Потому, что в твоих глазах я — не мужчина, а монстр, принимающий решения головкой члена вместо разума и сердца. И потому, что ты говоришь об этом, как о совершенно нормальных вещах. Так вот, это, возможно, приемлемо для тебя, но неприемлемо для меня. Мне не нужны одолжения. И тем более, не нужно в постели покорное тело, мясо, пустая оболочка, которая терпит и не сопротивляется. Тело без души — это голем, а я не настолько опустился или отчаялся, чтобы спать с големами вместо женщины. Но и женщины здесь я не вижу.

Полина молча ежилась, чувствуя себя набедокурившим ребенком, отчитываемым строгим директором. Лишь щеки медленно заливала густая краска, а в золотисто-янтарных глазах застыл немой вопрос. Мужчина вздохнул, срывая с кресла теплое покрывало из тонкой шерсти, которое мгновением позже укутало девушку с ног до головы.

— А вижу я раненую, перепуганную девчонку, которая пришла ко мне, чтобы купить себе смерть, расплатившись своим телом.

Маг устало опустился в кресло и привлек девушку к себе, обхватив тонкую талию. Полина оказалась совсем близко, так, что ощущала исходящий от него легкий аромат бренди, одеколона, дыма и едва заметный, неуловимый запах его кожи, к которой нестерпимо захотелось прижаться, уткнуться, как потерявшийся котенок — в теплую материнскую шерсть.

— Ты совершенно не понимаешь, чего я хочу. И понятия не имеешь о том, какой может быть близость, сколько счастья мужчина и женщина могут дать друг другу, — тихо сказал Андрей, щекоча дыханием ее шею. — Ты не готова, как бы ни уверяла меня в обратном. Тебя еще отогревать и отогревать, собирать по деталям, по крупицам, по осколочкам. Я подожду, пока ты сама придешь ко мне. Не из страха, не под давлением обстоятельств, не для того, чтобы выторговать смерть, пощаду, свободу, прощение или отсрочку, а для того, чтобы подарить мне счастье и дать шанс на счастье себе. Довериться мне без остатка, признав своим мужчиной. Без сомнений, страха, смущения, ложного стыда, насилия над собой и тем более — Айболита. На меньшее я не согласен.

— Но зачем это вам? — прошептала потрясенная Полина.

— А зачем ты собирала осколки любимой маминой вазы в вашем старом доме? Плакала и резала руки, вытаскивая их из грязи и мусорных куч, умоляла меня ее починить? Прятала на груди обгоревшую семейную фотографию? — иерарх бережно усадил девушку на свои колени, стирая большим пальцем набежавшую слезинку. — Я уже говорил, ты дорога мне. И будь я проклят, но я тебя сберегу.

— Все равно, непонятно, — поколебавшись, прошептала Полина. — И бессмысленно. Человек — не ваза.

Сил ни говорить, ни сопротивляться, ни шевелиться у нее не осталось. Адреналин в крови уже перегорел, сильнейшее напряжение схлынуло, сменившись откатом. Теперь ей хотелось просто уйти, спрятаться, раствориться с бесконечных полутемных коридорах, чтобы хоть немного прийти в себя. Но сил хватало лишь на то, чтобы сидеть у иерарха на коленях, постепенно согреваться жаром камина и теплотой объятий, смотря рассеянным расплывающимся взглядом на пляску огненных всполохов.

— Не ваза, — согласился маг. — Жизнь неизмеримо более ценна, чем любая посуда. Ты поймешь, только нужно время.