– У вас приготовлены необходимые бумаги? – спросил Николай Второй.

И тут премьер понял, что совершил грубейшую ошибку, забыв большевицкий лозунг: «Вздувайте горн и куйте смело, пока железо горячо». Он глубоко вздохнул, и я уже думал, что его хватит кондратий (так в наше время называли инсульт), и вся наша художественная самодеятельность закончится.

Но я достал из кармана мундира вчетверо сложенный лист и подал его царю.

Тот развернул его и стал читать:

– Так, так, Астраханский и Казанский, так, повелеваю, Конституцию, так, конституцию, монархию. Вы ничего не упустили, Пётр Аркадьевич?

Столыпин взял бумагу и стал читать:

– Божиею поспешествующею милостию, Мы, Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея Северныя страны Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая Повелеваем утвердить в парламенте Конституцию российской монархии парламентского типа. Второе. Столыпину П.А. сформировать правительство на основе избранного партийного большинства в Государственной Думе. Подпись. Всё правильно Ваше Величество.

– Давайте ручку, - сказал Николай Второй.

А откуда её взять? Пока дашь команду, пока принесут, подписанты могут всё и передумать. По старой специальной привычке, у человека всё должно быть с собой. Кто это сказал? Omnia mecum porto. Цицерон. Кстати, если фамилию Цицерон перевести на русский язык, то получится Горохов. Мог ли в России человек с фамилией Горохов стать великим оратором? Вряд ли, потому что, что бы он ни делал, ко всему будут добавлено прилагательное гороховый.

Я достал из кармана недавно купленную американскую ручку Паркер с позолоченным пером из числа недавно появившихся в России и протянул её императору. Паркер за три года сделал свою ручку мировым брендом, который сразу пишет, как только отвернёшь колпачок.

Николай Второй с интересом оглядел ручку и размашисто написал на листе: НИКОЛАЙ и поставил дату, Июля 1 числа 1911 года.

– Ручка на память об этом важном событии, - сказал я. В таких случаях и маленький чиновник может сделать небольшой подарок высокопоставленному лицу.

Я взял бумагу и послал Григория к иконостасу за свечкой. У меня уже был приготовлен кусочек красного сургуча, так, на всякий случай.

Я начал плавить сургуч на церковной свечке, и он стал падать на бумагу крупными бордовыми каплями, напоминающими кровь виноватых и невиновных. Не зря у всех внутренних войск такие же цвета петлиц, погон и головных уборов, как напоминание о крови, которую они пролили у людей, выступающих за свои права.

Я видел, как с каждой рубиновой каплей вздрагивали сидящие вокруг люди.

Николай второй уже понял, что нужно делать и снял с безымянного пальца левой руки кольцо-печатку с личной монограммой. Подышав на кольцо, он приложил его к сургучу.

Итак, демократическая революция в России, о которой так мечтали все прогрессивные люди, бескровно свершилась.

Я подождал, пока сургуч остынет, и бережно передал бумагу премьер-министру.

– Поздравляю вас, Пётр Аркадьевич, - сказал Николай Второй и пожал ему руку. – Вверяю жизнь свою и жизнь моих близких в ваши руки и Ангелу Господа нашего.

Николай Второй выглядел успокоенно и даже живо. Также выглядела и императрица, подошедшая к нему и присевшая на подлокотник кресла. В углу у иконостаса молился Григорий Распутин.

– Святое семейство, - подумал я. – Прямо-таки Тайная вечеря.

– А вы действительно Ангел? – спросила меня Александра Фёдоровна.

Я не стал отвечать, так как засмеялись все, в том числе и императрица.

– Говорят, что вы поэт, - сказала она. – Может, прочитаете что-нибудь?

Я не привык ломаться на публике, как жеманная девица, поэтому сразу прочёл из давнего:

осень пришла, журавли улетели, листья дорогу мою устилают,

в каждом листочке четверостишие, дворник метлою по кучам сгребает.

скоро поблекнут упавшие буквы, станут обычным от листьев скелетом,

будто летали небесные рыбки, с моря сюда прилетевшие летом.

ветер сентябрьский опять каруселит, лето пригонит, зиму и весну,

так по секундам года пролетели, черные кудри спрямив в седину.

– Прекрасно, - сказала Александра Фёдоровна, - но как-то грустно. Николя, давай попросим Петра Аркадьевича брать с собой на обеды к нам этого поэтического капитана.

– Хорошо, радость моя, - сказал Николай Второй и, обратившись ко мне, - а вас жалую орденом Святой Анны третьей степени. У капитана должен быть такой орден.

По статуту, награждение должно начинаться с четвёртой степени, красного знака за храбрость на эфес сабли. В армии этот орден запросто называли клюквой, а у меня на груди уже была Анненская медаль для нижних чинов, потому я и перескочил через ступень.