Она идёт и становится у двери. Я достаю пластиковый пакет с сухой кожей, которую соскрёб с касабяновой Руки Славы [268] , делаю порез у себя на ладони чёрным клинком и роняю несколько капель крови в пакет. Сжимаю пакет, чтобы кровь впиталась в кожу, выливаю получившуюся массу на ладонь, а затем разбрасываю её по магическому шестиугольнику. Беру с алтаря Спрингхила бутылку виски, набираю полный рот и распрыскиваю на прах Руки Славы. Жду. Спустя несколько секунд от пола начинают подниматься зелёные и чёрные клубы дыма, словно степной пожар в миниатюре.

Я гляжу на Бриджит и пожимаю плечами.

— Зря потратил твоё время. Я был прав. Здесь были демоны.

Бриджит достаёт из кармана стеклянный пузырёк размером с футляр от губной помады. Встряхивает его и говорит: «Выключи свет».

Как только я выключаю свет, она бросает сосуд. Пузырёк разбивается где-то в другом конце комнаты, и что-то начинает светиться. Бледно-голубые пятна тускло светятся на полу, словно брызги крови. Они разбросаны по всему шестиугольнику и тянутся дальше в тёмную комнату.

— Что это?

— Оставленная восставшим эссенция.

— Здесь были и демоны, и Бродячие? Можешь сказать, как давно?

Бриджит опускается на колени рядом со светящимся узором и проводит по нему пальцами.

— Несколько дней. Меньше недели. Это всё, что я могу сказать.

— То же самое и со следами демона.

Я включаю свет.

— Мне бы хотелось знать, кто здесь был первым, а кто пришёл потом.

— А это важно? Теперь у тебя есть доказательство, что ты был прав, — говорит Бриджит.

Я делаю снимок дыма на телефон.

— Но я и ошибался. Демоны, когда их не призывают, исчезают в нематериальном мире, но если здесь были Бродячие, то где они?

— Они могли отправиться прогуляться, или их увели.

— Что, чёрт возьми, происходит? В этом нет никакого проклятого смысла.

— Давай обсудим это где-нибудь в другом месте.

— Где, например?

— Где-нибудь в более уютном месте. Здесь мы закончили, но Саймон не проснётся ещё несколько часов. Отвези меня домой. Я хочу посмотреть, где ты живёшь.

Она протягивает руку и хватает мой член через джинсы, привстаёт на цыпочках и целует меня. Я наклоняюсь к ней, обхватываю рукой её зад и прижимаю к себе.

Я вижу, как бутылка с пивом Касабяна врезается в стену, а я кричу: «Не произноси её имя».

Нет. Я не собираюсь чувствовать себя виноватым каждый раз, когда прикасаюсь к другому человеческому созданию. Я тот, кто всё ещё топчет эту землю. Я не стану извиняться за то, что время от времени хочу чувствовать себя человеком.

Но даже я не настолько ебанутый, чтобы миловаться в комнате, где несколько дней назад кого-то разорвали на куски и сожрали. Мы стоим там, где чёрным заварным кремом запеклась его кровь.

— Я не могу заниматься этим здесь.

— Ты уверен, что ты тот самый человек, который прожил в аду все те годы? Временами ты ужасающе чувствительный.

— А ты довольно чёрствая. Тебя что-нибудь трогает?

— Не это. Когда мне было семь лет, я помогала отцу охотиться. Я видела тела во всех мыслимых состояниях.

— Ну, я бывал растерзанным парнем на полу. Не хочу целовать тебя здесь. Давай уйдём. Я принесу Касабяну пива и сигарет, и он может провести ночь в кладовке.

Я обнимаю Бриджит за плечи и направляю к двери. Мы уже практически ушли, когда она останавливается.

— Что?

— Хочу взглянуть на кое-что на стене.

Она наполовину прикрывает дверь и с минуту не двигается.

— Это очень древний символ. Клана восставших. Людей, в мечтах о бессмертии принимавших восставших в свои семьи.

— Дай-ка взгляну.

Я отхожу назад, и вот он символ. Надпись другая, но дизайн во многом похож на Элеонорину пряжку от ремня. Но с этим рисунком что-то не так. Всё остальное в комнате, каким бы странным оно ни было, подобрано со вкусом. Большая зубастая морда монстра на стене была быстро и небрежно нарисована из баллончика, как будто ребёнок разрисовывал в обеденный перерыв свою школу.

— Уверена? — Спрашиваю я.

— Определённо.

Я захлопываю дверь, чтобы рассмотреть получше. Когда она закрывается, раздаётся резкий металлический щелчок. От верха дверной рамы через весь потолок идёт тонкая металлическая нить. Растяжка настроена так, чтобы срабатывать, когда деревенский дурачок закроет дверь, чтобы взглянуть на стену. Вот почему я ненавижу работать с другими людьми. Они всё видят. Я не смотрю, так что не попадаю в ловушки. Не любопытство кошку сгубило. А другие люди.