— Я помню то приглашение в почтовом ящике. Не смогла, к сожалению. Была командировка.

— А если бы не командировка, то пришла бы? — Тихо спрашивает и снова внимательно смотрит.

Понятно, к чему клонит. К тому что я никогда с ними никуда не ходила.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Если бы совсем свободный вечер был, то, может быть, пришла бы.

В этот момент появляется официант с едой. Когда он уходит, Ток прочищает горло и задает вопрос, который я знала, что он спросит.

— Почему в школе ты никогда с нами никуда не ходила?

— Меня родители не отпускали.

— Почему?

— Не знаю. Они очень строго меня воспитывали. Никуда не пускали, ничего не разрешали. А я была слишком послушной дочерью, чтобы обманывать их. Да и так ли мне надо было куда-то с вами ходить? — Я отправляю в рот кусочек краба и смотрю на Илью.

— А почему нет?

— А я многое упустила из-за этого?

— Да нет. Просто в какой-то момент нам всем стало казаться, что ты считаешь нас ниже своего достоинства.

А вот это уже очень смешно. Я начинаю громко смеяться, едва успев проглотить еду.

— Я? Выше вашего достоинства? Ток, прости, но это очень смешно.

— Почему? Ты намеренно с нами никуда не ходила, куда бы мы тебя ни звали. Ни на дни рождения ни к кому не приходила, ни в кино с нами после уроков, ни на школьные дискотеки. Что мы должны были еще думать?

— А зачем вы вообще об этом думали? У вас не было других забот, кроме как гадать, почему Ксюша Малахова никуда с вами не ходит?

Он замялся.

— Ну, мы не то чтобы прямо все время думали об этом. Но периодически вопрос этот возникал.

— Так я же говорила вам всегда, что меня родители не пускают.

— Да, но мы не верили в это. Мы думали, что это бред, чтобы родители настолько ограничивали передвижения своего ребенка. Особенно, когда он уже старшеклассник.

Я тяжело вздохнула.

— К сожалению, это была правда. Меня действительно родители никуда не пускали. Вообще никогда.

— И как они тебе это аргументировали?

— Да никак. Сказано нельзя, значит, нельзя. А я их всегда слушала.

— Но ведь это неправильно запрещать своему ребенку ходить гулять с друзьями.

Мне этот разговор уже порядком надоел. У моих родителей были более чем уважительные причины заставлять меня так жить. К тому же сейчас я считаю эти методы правильными. Ведь единственный раз, когда я куда-то сходила, обернулся для меня варварским лишением девственности, беременностью, выкидышем, дальнейшей невозможностью иметь детей и превращением в беспощадную машину, способную убить. И все по причине человека, сидящего ровно напротив меня и осуждающего моих родителей.

Ненавижу.

— Возможно, если бы мои родители были живы, я бы с ними сейчас поспорила о таких методах воспитания. Но их давно нет, и я люблю их такими, какие они были. — Я говорю это тоном, не допускающим каких-либо дальнейших дискуссий на эту тему.

— Да-да, конечно, — спешит оправдаться. — Я помню, что твоих родителей не стало в самом конце школы. Соболезную.

— Спасибо.

На какое-то время мы замолчали, погрузившись в еду.

— Извини, если мой вопрос покажется тебе бестактным, — тихо начал Илья. — Но а как ты жила совсем без родителей? Тебе хотя бы родственники помогали?

Он говорит это таким участливым голосом, будто действительно переживает, а как я была в 18 лет без папы и мамы, а также хоть какого-то жизненного опыта.

— Нет, у меня нет никаких родственников. Родители оставили мне наследство. Жила на него, когда училась. Потом пошла работать.

— Ясно… — Прожевывает своего ягненка. — А где именно ты работаешь?

— В фирме, которая оказывает услуги перевода.

— И что именно ты переводишь?

— Все, что поручат. Документы, статьи, книги…

— Интересно?

— Не очень, если честно. Раньше я была личным переводчиком первого лица одной крупной компании. Там было интереснее. Было много командировок за границу на переговоры.

Ток немного удивляется.

— В каких странах ты была?

— Много где. Везде в Европе, в Китае, в Японии, несколько раз в Канаде и Америке.

— А в США где была?

— Обычно в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. — Я на секунду замолкаю, размышляя, говорить или нет. Все же решаю сказать. — Один раз в Бостоне.