– Девять десятых стоят за нас!

Левая часть партера встретила это уточнение бурей аплодисментов. А те, кто рассчитывал, что Ленин под влиянием выкриков отступит, скажет что-либо граничащее с компромиссом, вскипели. Их словно прорвало.

– Керенский!
– истошно завопил кто-то с мест левых эсеров.

И в ответ на это Ленин, теперь еще спокойнее, но и еще более убежденно, сказал:

– Да, товарищи, кто теперь прямо или косвенно, открыто или прикрыто толкует о войне, кто кричит против брестской петли, тот не видит, что петлю рабочим и крестьянам в России накидывают господа Керенский и помещики, капиталисты и кулаки...

И снова тот же истошный, гнусавящий голос пролаял:

– Мирбах!

– Как бы на любом собрании они ни кричали, их дело безнадежно в народе!
– повысив голос, произнес Ленин.
– Меня нисколько не удивляет, что в таком положении, в каком эти люди оказались, только и остается что отвечать криками, руганью и дикими выходками, когда нет других доводов!

– Есть доводы!
– снова взвизгнул кто-то с правой стороны партера.

Ленин продолжал, словно в зале стояла абсолютная тишина. Он говорил о том, что призывы против Брестского мира идут от меньшевиков, правых эсеров, сторонников Керенского, кадетов. В том лагере речи левых эсеров, которые также клонятся к войне, будут покрыты громкими аплодисментами.

"Ленин отделяет левых эсеров от меньшевиков и правых эсеров, - подумала Юнна с удовлетворением. Она никогда не исповедовала идей левых эсеров, но сейчас все сходилось на Спиридоновой.
– Интересно, скажет ли он что-либо о пей?"

Она видела ее вчера, Марию Спиридонову. Как хотелось поговорить с ней папрямик. Но она не осмелилась...

Едва Юнна успела подумать об этом, как Ленин с убийственной иронией произнес:

– Левые эсеры, как указали предыдущие ораторы, попали в неприятное положение: шли в комнату, попали в другую...

Смех левой стороны партера заглушил протестующие реплики с правой стороны. В этом смехе было что-то жизнеутверждающее, озорное и торжествующее.

Юнна не предполагала, что растерянность левых эсеров - еще не самая главная их вина, скорее, это их беда.

Она узнала, что они повинны в гораздо большем, когда Ленин напомнил о том, что в октябре 1917 года на предложение большевиков войти в правительство левые эсеры ответили отказом.

– В тот момент, когда левые эсеры отказались войти в наше правительство, - голос Ленина звучал все громче, соединяя в себе гнев и спокойную уверенность, - они были не с нами, а против нас!

Скамьи левых эсеров встретили эти слова в штыки.

Шум и гвалт продолжался несколько минут. Ленин, вглядываясь в свои записи, ждал, когда схлынет волна шума.

И едва это произошло, как он, воспользовавшись относительной тишиной, воскликнул:

– Правда глаза колет!

Левые эсеры повскакали с мест. Кое-кто из них демонстративно устремился к выходу, отчаянно жестикулируя и крича. Охваченные неистовством, они уже не могли сдержать себя. И тогда Ленин добавил громче:

– Если есть такие люди, которые предпочитают с советского съезда уходить, то скатертью дорога!

"Они совсем потеряли голову!
– повторила Юнна мысленно вслед за Лениным.
– Неужели они сами не понимают, не видят этого!" Она стала еще пристальнее смотреть на Спиридонову, ожидая от нее чего-то решительного и мудрого, что может спасти сейчас этих бесновавшихся людей. Но та сидела все так же удивительно прямо, и казалось, что все происходящее в зале возбуждает и окрыляет ее.

– ...И чтобы привести доказательство этой растерянности, - Юнна прислушалась к фразе Ленина, начало которой она не успела уловить, я приведу вам пример из слов человека, в искренности которого ни я, ни кто другой не сомневается, - из слов товарища Спиридоновой...

"Человека, в искренности которого ни я, ни кто другой не сомневается...
– - радостным эхом отозвалось в душе Юнны.
– Это о ней, о ней... Ах, как бы это надо услышать Мишелю!.." Юнна ждала, очень ждала таких или подобных им слов, и вот они произнесены самим Лениным!

Ленин рассказал о той речи, которая была напечатана в газете "Голос трудового крестьянства" и которую Юнна читала. Помнится, тогда она не обратила внимания на те строки, в которых говорилось, будто бы немцы предъявили нам ультиматум отправить им на два миллиарда мануфактуры.

– Та партия, - подчеркнул Ленин жестом, приведя эти строки из речи Спиридоновой, - которая доводит своих наиболее искренних представителей до того, что и они падают в столь ужасающее болото обмана и лжи, такая партия является окончательно погибшей.

Это был приговор, вынесенный историей левым эсерам. И конечно же, приговор этот, касаясь всей партии, не мог обойти одного из ее лидеров Марию Спиридонову. Но Юнна восприняла его как нечто касающееся только самой партии левых эсеров и не касающееся Спиридоновой, как человека, стоящего особняком и не могущего отвечать за ту партию, в которой она, волею судеб, состоит.