– Как твой боксерский клуб.

– Ты сам это сказал. Вот написал бы о нем что-то стоящее тот, кто умеет писать, и туда бы пришло больше подростков, и у них был бы шанс, verdad [23] ?

– Не могу ничего гарантировать, решать будет шеф новостей. Но обещаю сделать все, что от меня зависит.

– Тогда пойдем.

Они молча шли плечом к плечу к северной части площади, а ветер терзал бумагу, в которую были завернуты цветы. Когда они вернулись в северный квартал, Томми спросил:

– Ты и правда считаешь, что я хорошо пишу?

Томас недовольно причмокнул.

– Не напрашивайся на похвалу, Томми. Это некрасиво.

– Плевать я хотел, красиво это или нет. Я стар, мне нужно ободрение.

– Ты лучший, Томми. И сам это знаешь.

– Gracias. [24]

– De nada. [25]

Уже на выходе из лифта на двенадцатом этаже слышался запах болезни и смерти. С прошлого посещения Томми помнил, что все квартиры от одиннадцатого этажа и выше населяют родственники и друзья Эрнесто, а сам он восседает в четырехкомнатной квартире на пятнадцатом этаже. Каким-то образом Эрнесто устроил так, что лифт доходил только до двенадцатого этажа. Очевидно, эта система все еще работала, так что дальше Томми и Томас пошли по лестнице.

На следующем этаже открылась дверь, и мощный мужик с такими же мощными усами вышел и преградил им путь, взявшись за перила по обе стороны лестницы. Томас посмотрел на Томми, тот покачал головой. Во-первых, он хотел избежать стычки, а во-вторых, знал, что, хоть мужик и походит на неторопливого кофейного плантатора, эта внешность обманчива. Это был один из телохранителей Эрнесто по имени Мигель, но все называли его Muerte [26] . Томми вспомнил, что у Мигеля были проблемы с зубами и он собирался удалить несколько штук, чтобы поставить коронки.

– Здор'oво, Мигель, – сказал Томми и показал на собственные передние зубы. – Отлично вышло.

Мигель насупился, отвел голову назад, внимательно рассматривая Томми. Затем глаза его сузились, и он кивнул. Вспомнил.

– А я не очень доволен, – ответил он. – Чешутся иногда.

– Можно увидеть Эрнесто?

Мигель помотал головой.

– Сегодня плохой день, – сказал он. – Очень плохой.

– Тогда в другой раз?

– Почти все дни такие. Плохие.

– Жаль это слышать. Передай… – Томми покопался в собственной почти безупречной памяти на имена и обнаружил жену Эрнесто за одним столом с женой Хичкока Альмой Ревиль. – Альме, что я ей сочувствую. И еще, – он протянул букет, – им обоим. Там есть карточка с моим номером. На случай, если он захочет позвонить.

– Думаешь, он действительно болен? – спросил Томас по дороге к машине.

Томми кивнул:

– Даже не знаю, сколько покушений пережил Эрнесто. Его ранили ножом, в него стреляли, подкладывали бомбу под машину, пытались взорвать на почте. И это только в Швеции. В ФАРК не стать важной фигурой, перекладывая бумажки, и я знаю, что и в Колумбии ему несколько раз удавалось избежать смерти. А в итоге его убьет мерзкий рак.

– Вода камень точит…

– Томас, ты один из самых умных людей, которых я знаю. Но эти поговорки…

– Ты неудачно шутишь. Это твоя фишка. А поговорки – моя. У каждого из нас своя роль.

Впервые Томас намекнул, что, как и Томми, придерживается определенного образа, и Томми не знал, удручает его это или радует. Они сели в машину.

– Как же надо разговаривать с людьми, чтобы они кончали с собой? – спросил Томми, когда они выехали на шоссе Эссингеледен.

– Моя первая девушка в Швеции, Карин…

– Я серьезно.

– И я. У нее была невероятная способность: я все время чувствовал себя никчемным. – Томас провел указательным пальцем по шее. – И до этого было недалеко.

– Но у нее было время тебя обработать?

– Шесть недель. Потом я сбежал во все лопатки.

Томми напрочь забыл, что есть такое выражение. После смерти Томаса его мозг следовало бы завещать государственному архиву, чтобы в будущем оттуда смогли извлечь собрание разговорных выражений начала XX века.

– Да уж, – сказал Томми. – Но этот человек, если мы предполагаем, что речь идет об одном человеке. Экис. Похоже, ему удается управиться за одну встречу. А что за фигня с разными лицами? Это скорее указывает на несколько человек. С одним я еще готов смириться. Но целая группа, о которой я даже не слышал? Не могу этого понять.

– В профессии ты старожил, Томми. Придется сделать над собой усилие.

– Что еще за усилие?

– Мехди. Придется тебе поговорить с Мехди.

Эта мысль уже приходила Томми в голову. В разумных пределах Мехди, пожалуй, согласился бы поделиться свежей информацией. И все же Томми был бы рад, если бы можно было к нему не обращаться. Ничто не заставляло его чувствовать себя таким старым и отсталым, как общение с Мехди.

– Не хочу, – сказал Томми. – У него наверняка есть нужная инфа, но меня от этой мысли коробит.