«Вот именно! – завопила Ульяна мысленно и даже прикусила губу, чтобы этот крик не вырвался наружу. – Вот именно – ты никогда ничего плохого мне не делал, а вот я… это же я виновата во всем… Мне не надо было вообще с тобой отношения заводить, не надо было позволять приближаться! Это из-за меня! Все в твоей жизни пошло наперекосяк из-за меня!»

Стас заметил ее состояние, оттолкнул свою телегу в сторону, нагнулся к Ульяне и взял ее за плечи – совсем как раньше, и Ненашева, не выдержав, разрыдалась, уткнувшись лицом в его распахнутую на груди дубленку.

– Ну-ну, что ты… – поглаживая одной рукой ее вздрагивающую спину, а другой крепко прижимая к себе, пробормотал Стас. – Не плачь… я так рад, что увидел тебя, не представляешь! Я ведь даже не знал, что ты переехала… мы теперь, наверное, соседи?

Ульяна молча кивнула – она действительно жила через два дома от него, но ни разу не видела Стаса, не столкнулась с ним хотя бы случайно, хотя однажды, презирая себя за малодушие, почти час топталась в его дворе, не совсем понимая, зачем делает это.

Просить прощения? Вряд ли какие-то слова могли исправить то, что произошло… Увидеть, что у Стаса все хорошо, и получить лишний повод для угрызений, но теперь уже не совести, а жалости к себе? Этого хотелось еще меньше.

К счастью, в тот вечер Миронов так и не появился. Зато теперь он стоял перед ней, мало того – обнимал крепко, совсем как раньше, будто бы и не помнил ничего.

– Успокоилась? – поднимая ее зареванное лицо, спросил Стас. – Чего ты так рыдаешь-то, как будто умер кто… наоборот же – встретились вот… я рад тебя видеть.

«Как он может быть рад тебя видеть? – загремел в голове Ульяны голос. – Жалкий, ничтожный лгун! Да он тебе какой угодно лапши навешает, чтобы в койку затащить! Кому ты вообще нужна? И ему не нужна – он просто хочет тебя наказать! Не будь дурой, уходи немедленно!»

Ульяна почувствовала, как слабеют ноги. Она знала, что должна оттолкнуть Стаса и уйти, но сил на это не было. Да и желания не было – она чувствовала себя в его объятиях защищенной. Но… если она сейчас не уйдет, проклятый голос не даст ей жизни, изведет нотациями, а панические атаки станут чаще.

Нет, нельзя, ей нужно работать, ей нужно быть собранной, от ее действий зависят жизни. Нет!

– Прости, Стас… – выдохнула она, с силой вырываясь из его рук.

Бросив корзину с продуктами, она побежала к выходу так, словно за ней гнались, хотя Миронов остался на месте с открытым от удивления ртом.

Отдышалась Ненашева только на парковке, уже сидя в машине.

«Он не пошел за мной… – думала она, с тоской глядя на ярко освещенные двери супермаркета. – Не пошел… конечно, зачем ему идти за мной? От меня только неприятности».

В клинике мне понравилось. Тут совершенно не было специфического больничного духа, не пахло лекарствами и средствами дезинфекции, и сама клиника напоминала скорее санаторий, чем лечебное учреждение.

Особенно мне приглянулся огромный зимний сад, расположенный в реабилитационном корпусе, – там можно было спокойно сидеть среди растений, наслаждаться свежим кофе и выпечкой.

Как мне объяснили, если лечащий врач разрешит, я смогу выходить на улицу и гулять в парке, который окружает клинику со всех сторон. Но до этого, конечно, еще далеко…

А погулять здесь, думаю, будет приятно – тихо, кругом снег, а дорожки аккуратно расчищены. И еще…

Я поняла, что здесь действительно можно не тратить силы на маскировку – никому ни до кого нет дела, здесь даже в лицо друг другу пациенты не смотрят – все примерно одинаково выглядят в повязках. И это было хорошо, но я все-таки решила пока не снимать парик.

После осмотра и перевязки мне стало немного легче, потому-то мы в Аришей и совершили небольшую экскурсию по корпусам, где мне предстояло лечиться и восстанавливаться.

– А здесь прямо рай, – заметила моя агент, когда мы присели в укромном уголке зимнего сада с кофе и булочками, взятыми в кафетерии. – Хорошее место, даже не знаю, есть ли в Москве что-то подобное.

– Если забыть о том, что здесь еще и операции проводят, то вообще прекрасно…

– Регинка… ну что поделать… зато подлатают лицо твое, будет лучше прежнего.

– Куда уж лучше, – скривилась я, и тут же боль в правой половине лица напомнила мне о причине, по которой я все-таки здесь. – Ох, черт… никак не привыкну, что надо с мимикой поаккуратнее…