Замирает.

– Кто ты? – хрипло спрашивает он.

– Ингрид.

Он хмыкает с таким выражением невозможной усталости, словно говоря: как же все эти течные суки достали меня!

– И что же ты хочешь? – спрашивает, тем не менее.

– Хочу, чтобы ты выпорол меня, – говорит Ингрид. – Плетью. До крови.

Смотрит, как отчаянно бьется жилка на его шее.

Он хмурится. Недоверчиво дергает бровью, словно сомневаясь, что расслышал правильно.

Тогда она берет его за руку, ту, которой он бил о стену, поднимает, слизывает с пальцев кровь.

– Выпороть? Тебя? – говорит он.

– Да, – говорит она. – Меня это возбуждает. Немного боли и немного ласки потом.

Поворачивает его руку и берет пальцы в рот, обхватывая губами, медленно… Горячая кожа и горячая соленая кровь.

– Нет, – говорит он, но руку не отбирает. И, значит, все правильно.

Она облизывает, целует кончики пальцев.

– Тогда я выпорю тебя, принц Сигваль, – говорит тихо. – Больно. Но это поможет тебе расслабиться. Нам обоим поможет. И это лучше, чем лупить кулаками стену.

Он усмехается.

– Есть и другие способы.

– Да? – она делает вид, что не понимает. – Ты собирался напиться?

И всем телом прижимается к нему, трется, чувствуя, как его член уже встал, и какой он горячий и твердый… так быстро.

– Нет, – говорит Сигваль, почти с сожалением, – я не могу напиваться, завтра утром у меня дела.

– Тогда что нам еще остается? – задумчиво и тягуче спрашивает Ингрид. – Пить и трахаться. Какие еще варианты? Хочешь, можешь взять меня прямо здесь, для начала. А потом мы решим.

Прижимается и касается губами его шеи, вдыхая его запах. Боже, еще немного, и она потеряет голову… Рано…

– Прямо здесь? – спрашивает он.

– Да.

Огромный проходной зал. В любое мгновение сюда могут войти. А, может, даже сейчас кто-то наблюдает за ними.

Но Ингрид не боится. Ей давно нечего терять.

И она хочет этого.

– Хм-м…

Он берет ее за талию, впервые прикасаясь к ней сам. Чуть отстраняет от себя. Разглядывает, размышляя. Потом отпускает, делает шаг в сторону, и вокруг нее.

Останавливается за спиной.

– Я хочу снять с тебя платье, – говорит он, но это не вопрос, а просто объявление намерений. – Хочу видеть тебя голой.

– Снимай.

Без колебаний.

Она не видит, но слышит, как он достает нож. Невольно вздрагивает. Но он только режет шнуровку, не желая развязывать, надрезает сверху край и разрывает, сдергивая. Потом так же стаскивает с нее нижнюю юбку, сорочку…

Ингрид остается в одних чулках… а, нет, еще туфли.

Голая, в огромном зале.

Такое острое отчаянное чувство беззащитности.

Он кладет ей руки на талию, с боков, медленно ведет вниз, по бедрам. С легким нажимом. Она чувствует, какие у него грубые, шершавые ладони, с мозолями от оружия. Это неожиданно возбуждает – вот именно это. Тепло и тяжесть его рук. Тепло его тела, совсем рядом. До трепета.

Потом… одна его рука остается лежать на бедре, другая поднимается вверх и самыми кончиками пальцев – по позвоночнику, между лопатками, к пояснице и ниже…и между ног, не останавливаясь, внутрь. Словно он проверят – готова ли она. Да… Чувствуя его пальцы в себе Ингрид нетерпеливо стонет, прикусывает губу и чуть подается к нему. Упирается руками о стену.

Он тихо усмехается, с пониманием. И эта усмешка, сама по себе, обжигает, как плеть.

– Сейчас, – говорит ей на ухо, в его голосе – сарказм, его дыхание она чувствует кожей.

Он расстегивает штаны…

Легкое, горячее прикосновение… и вдруг так резко он насаживает ее на себя, сразу и до упора, что Ингрид теряет равновесие, руки соскальзывают, едва не падает.

Она бы сейчас с размаху ударилась о стену головой от этого толчка, но он успевает подставить ладонь. И лбом о его ладонь.

– Тихо, – говорит он, и сарказма больше нет, только чуть-чуть иронии, мягко. – Держись лучше.

Но руку не убирает. Такое простое проявление заботы… что щемит сердце.

И Ингрид невольно упирается в эту руку головой, прижимаясь к ней, не желая терять, и в стену руками, и еще больше подается на него, хотя кажется, глубже уже невозможно. Все это почти нереально.

Другой рукой он обхватывает ее живот, помогая ей, и сам начинает двигаться. Немного плавно назад и резко вперед. Вбиваясь в нее. И все быстрее, так, что подкашиваются ноги и темнеет в глазах. Ингрид стонет, потом кричит. Ее стоны эхом отдаются в пустом зале. Потом, почти безотчетно, когда даже кричать не хватает сил, вцепляется в его руку зубами, пытаясь хоть как-то удержаться. И где-то тут ее накрывает. Она еще напряженно выгибается в его руках, и обмякает, совсем без сил. Она бы упала, если бы не он.