На этот же раз, родители Валерия видимо осознав абсурдность сложившейся ситуации и решившись на знакомство с детдомовкой, все-таки, пришли вместе и, как положено в таких случаях с подарками для новорожденной. И, даже несмотря на откровенное бабушкой неприятие мамы девочки, были на самом деле несколько возбужденно – радостные. Но судя по сурово поджатым мамы Валерия губам и немного грустным глазам можно было без слов понять сугубо ее мнение обо всем происходящем в квартире сына. Отец же Валерия, приехавший на время торжества из другого города напротив, кажется, был по-настоящему весел и счастлив с неподдельным удовольствием держа на руках маленькую крикливую кроху. Даже под косыми взглядами отца девочки и его мамы умудрился пообщаться о чем-то с Татьяной наедине на кухне. А когда узнал, что девочку хотят назвать Ириной, сразу же возмутился и категорично запретил это делать, сказав при этом:

«Какая Ирина? Смотрите, какая беленькая и по-настоящему светленькая малютка – пусть Светланка и будет, Светик… наш». Тут же он наклонился к живому комочку и по-детски радостно заулюлюкал, раскачивая как на качелях внучку. На том и порешили, при этом никто, впрочем, и не воспротивился – Светлана, так пусть будет Светлана. При этом следует отметить, что и в дальнейшей жизни новорожденной из всех родственников Валерия только один дед всегда относился к этой девочке по – настоящему хорошо, с каким-то даже трогательным участием и при любой возможности, как только мог – баловал.

А Валерий только через несколько месяцев и исключительно по требованию опять же своего отца оформил отцовство на девочку и прописал ее в своей квартире. А Татьяна так и осталась бесправной приживалкой с еще возможно действующей на тот момент регистрацией в рабочем общежитии на койко-месте. И все потому, что и вторая ее попытка уже после рождения дочери уговорить мужа хоть как-то узаконить их отношения встретила еще более резкий отпор. К тому же она вдобавок услышала впервые высказанную вполне всерьез угрозу вытряхнуть из своей квартиры шмотки детдомовки на улицу – для дальнейшего проживания по месту прописки…

Молодая женщина по жизни была очень одинокая так, как никогда не знала своих родителей и вообще никого из своих родственников. Будучи уже подростком в детском доме она постоянно пытала директора, воспитателей, нянечек – всех кто отработал в этом воспитательном заведении четырнадцать или более лет и задавала всегда один и тот же очень важный для нее вопрос:

«Каким образом и откуда ее привезли в детский дом? И самое главное кто?». Доставала всех и наконец, директор – добрая женщина уже в преклонном возрасте не выдержав пригласила девочку в свой кабинет. В сейфе нашла нужную папочку, усадила ее за стол и, они уже вдвоем стали перелистывать и читать слегка пожелтевшие странички документов. Женщина гладила Татьяну по спине и потихоньку рассказывала:

«В тот день двадцать пятого декабря я была на дежурстве в качестве воспитателя самой младшей группы детского дома. И как раз в тот же день у моего сына студента первого курса института в Ленинграде состоялось его первое торжество, как я поняла позже, отмечали Татьянин день. Я ждала от него звонка и тут позвонили с вахты и вызвали, а когда спустилась на первый этаж, то увидела закутанную в шерстяной платок и какую-то необъятную шубу женщину, державшую в руках запеленатого в ярко – желтое одеяльце с просто шикарным для наших забытых богом мест белоснежным бантом ребенка. Она протянула мне этот по-настоящему солнечный в зимнем мраке сверток и вкратце, явно сильно нервничая и сбиваясь, сообщила:

«Я находилась на железнодорожном вокзале, как услышала детский плач. Прошла по полупустому вокзалу и вдруг увидела эту лежащую на деревянной лавке плачущую девочку, взяла на руки, подождала минут двадцать – никто не подходит, а потом пошла прямо к вам». Все, конечно, сразу кинулись сразу к тебе – распеленали, рассматривали, а когда захотели порасспросить ту женщину поподробнее, ее уже нигде не было – я даже на улицу выбежала посмотреть. Никого.

Вызвали скорую помощь, приехал врач осмотрел тебя – ты была здоровенькой и мирно спала, только немного покряхтывала. Но тебя все равно медики забрали на какое-то время в детский стационар больницы на обследование, а я кинулась сразу же на вокзал, благо он был совсем недалеко. Но в зале ожидания на то время было достаточно много народу – видимо накануне Нового года люди спешили навестить родственников. Дежурный по вокзалу – очень даже милая женщина, как выяснилось – ничего не слышала в этот вечер о найденном где-то на сиденье грудном ребенке. И как бы вскользь заметила, что если бы что-то подобное произошло то, она бы действовала в соответствии с инструкцией и вызвала бы в первую очередь милицию и сочувственно так покачала головой. Мне, конечно, попало от директрисы на следующий день, что я упустила очень важного свидетеля и не взяла положенное в подобных случаях объяснение. Но позже я поразмыслила и поняла, что принесла тебя к нам тебя, скорее всего, твоя мать или кто-то из ее близких людей – ведь она назвала тебя девочкой, а на вокзале тогда было из-за морозов холодно и там тебя вряд ли кто решился распеленать. Поэтому откуда эта женщина могла знать, что найдена и запелената в желтое одеяло именно девочка. Ведь даже цвет одеяла у тебя был нейтральный – раньше же у нас строго соблюдались незыблемые правила: для мальчиков голубой цвет предпочтительнее, а для девочек – розовый или близкие по оттенку. Но может быть я и ошибаюсь… Но откуда ты взялась – совсем непонятно, ведь правоохранительными органами были на уши поставлены все родильные дома и женские консультации близлежащих городов и поселков – и тишина, все беременные женщины и новорожденные дети были на месте.

Вот так, ты появилась в детском доме в первый раз, а вернулась к нам уже после пребывания в больнице уже Татьяной так, как появилась ты у нас как раз в Татьянин день и, врач так и записала тебя, тоже видимо вспомнив об этом. А фамилию записали Белова – из-за цвета банта что ли, но мы все в глубине души все же надеялись на чудо, что все это временно и вдруг тебя кто-то будет искать и найдет. Но, увы… А, я посещала тебя еще в больнице так, как ты у меня была первым в моей работе подкидышем – и столько переживаний было, привязалась к тебе даже немного. И очень хотела позже, чтобы тебя усыновили, взяли в семью еще маленькую, но как-то все не должным образом складывалось у твоих не состоявшихся родителей. Вроде уже все – и документы все собраны и, ходят несколько месяцев подарками тебя задаривают, а потом раз и исчезают без всяких на то объяснений… А, ты была еще в то время совсем маленькая, хорошенькая как ангелочек и потом ходишь, все ждешь их и плачешь каждый выходной…

В общем вот так все и было. И ты, должна обязательно поверить в свои силы и постараться во что бы то ни стало найти свое счастье, девочка моя. Я же постараюсь, хоть чем-то помочь». Женщина, по-матерински, как-то особо ласково обняла обреченно поникшую девочку, ведь на ее глазах вырос этот ребенок, как уже и сотни других деток. Видела, как многие из них кидались к зашедшим даже по каким-то делам в детдом посторонним мужчинам или женщинам с криком:

«Мама или папа, пришел!». Некоторые из них, как эта тихая какая-то обездоленная с виду девочка ходила в выходные дни, как тень по коридору возле входных дверей и все смотрела в окно. О чем-то своем тайном все думала и думала…. Помочь Татьяне – эта сердобольная директриса ничем так и не смогла так, как не прошло и месяца, как у нее случился инсульт, после которого та долго восстанавливала свое здоровье. Но видимо лечение прошло без нужных результатов потому, как вышла она на работу уже поздно летом и то, чтобы передать все документы и материальные ценности другому более молодому директору детского дома. К тому времени всех деток, закончивших в тот год восемь классов – в том числе и Татьяну, перераспределили по профтехучилищам. Больная женщина, все же поинтересовалась – куда ее подопечная была распределена и, узнав, что в строительное ПТУ, только поморщилась. Но менять что-то и, отменить распределение уже было невозможно – ведь все документы ушли в область и были, скорее всего, утверждены…