Ольга небольшими глотками прихлёбывала собственноручно сваренный кофе и в упор смотрела на Лину, которая все так же продолжала вздрагивать, и испугано поглядывать на бывшую Смотрительницу. Ольга не заметила и не почувствовала своей метаморфозы, а потому страх девушки был ей непонятен. Она почти сразу же приняла облик обычного человека, но Лина отчетливо помнила и вертикальные зрачки и драконью чешую на руках и лице Ольги, и чем для неё лично закончится это перевоплощение, случись оно снова, девушка боялась даже подумать.

– Я слушаю вас, Лина, – Ольга отодвинула пустую чашку.

– Я даже не знаю с чего начать, – пролепетала Лина.

Ольга усмехнулась:

– Я думаю, что лучше всего начать с самого начала.

– С начала? – задумчиво протянула Лина, – боюсь, что мой рассказ получится долгим.

Ольга вспомнила слова Макса и повторила их в точности:

– А мы никуда не торопимся, Времени у нас предостаточно.

– Ну да, ну да, – пробормотала девушка и начала рассказывать:

– Хочу сразу извиниться перед вами за то, что обманула вас, – Ольга, услышав это, едва заметно усмехнулась, подумав: «Да ты врала мне на каждом слове»! – но Лина, словно не заметив этой усмешки, продолжила:

– Я ведь давно уже не студентка, хотя по возрасту вполне могла бы ею быть. А почему так получилось, что стало причиной, я вам сейчас объясню.

«Да начинай уже»! – Ольга начала сердиться. Лина, испугано взглянув на неё, заметила, как на висках женщины начала бугриться кожа, в страхе, что сейчас снова станет свидетелем очередной метаморфозы, зачастила, уставившись на свои руки, нервно перебирающие край скатерти:

– Примерно двадцать лет тому в некоторых семьях начали рождаться странные дети. Они, эти дети, были молчаливы и самодостаточны. Их не интересовали обычные забавы и игры, свойственные возрасту. Читать они научались едва ли не раньше, чем ходить и говорить. И чувствовали себя комфортно не в объятиях матерей, а в обществе себе подобных. Таких же необычных детей. Мамы и папы, по-началу радовавшиеся тому, что в их семье родился гениальный ребенок, вскоре забили тревогу. Дети были настолько отстраненными, так чурались обычных для их возраста тактильных контактов, что, на смену опасению того, что ребенка могли «подменить» в роддоме, пришел страх за психическое состояние малютки. Когда количество родителей, обратившихся за консультацией к детскому психиатру, перевалило за сотню, когда при внимательном прочтении анамнеза становилось понятно, что описывается состояние, чуть ли не одинаковое, врачи забили тревогу и обратились, как и положено, «в вышестоящие инстанции». Итогом этих обращений стало то, что детишками заинтересовались военные. Собственно, по-другому и быть не могло. Большие умы должны служить безопасности Родины, которую окружали со всех сторон проклятые империалисты, только и думающие о том, как бы поработить и завладеть.

По всей огромной стране выискивали детишек, у которых были замечены «отклонения» и, забрав их из семей, увозили в интернат, где так же собирали самых лучших педагогов, чтобы беспрепятственно да побыстрее развивать непонятные на тот момент способности.

До определенного возраста дети и учились и развивались практически одинаково. К двенадцати, а в некоторых случаях, и к десяти, годам, они успели освоить программу средней школы, и именно в то время, когда ребром вставал вопрос, куда же дальше направить этот огромный «ресурс», у подростков происходило разделение на две, четко обозначенные группы.

Учителя, воспитатели и кураторы от военных, усмехаясь и не мудрствуя лукаво, назвали своих подопечных «физиками и лириками». И если с «физиками» все было понятно, где и как им учиться дальше, на какой ниве искать применение своим знаниям и талантам – не вызывало ни вопросов ни сомнений, то «лирики» всех вгоняли в ступор.

Едва у ребенка начиналось половое созревание, как юный «лирик» и без того самодостаточный и самоуглубленный, уходил в себя все больше и больше. Не желая общаться даже с такими же, как он сам. Предпочитая одиночество и полное погружение в никому не известные раздумья. Конечно, никто не собирался пускать процесс на самотёк! В этих детишек были вбуханы огромные казённые деньги. Продолжали рождаться новые гении, которых снова изолировали от общества, а нужны ли они, вот эти «мыслители»? Как их обучать дальше? Как использовать? Этого никто не знал. А потому именно на первом поколении воспитанников интерната оттачивали своё мастерство психологи и психиатры, пытаясь понять, как работает мозг вот этого пацанёнка или вот этой девчушки. Какие мысли и идеи наглухо запечатаны в черепной коробке вчерашнего гениального ребенка? И если толку от этих «лириков» для безопасности страны – ноль, то, как распознать, кто есть кто, где «физик», а где «лирик», как можно раньше. Чтобы не тратить драгоценный денежный ресурс страны на никому не нужных «мыслителей».

Лина была в первом потоке воспитанников. Она оказалась «лириком». И именно им, первым, выпало сомнительное «счастье» стать подопытными кроликами. Психологи занимались с детьми и в группах и индивидуально. Психиатры испытывали на них новейшие психотропные и наркотические препараты. Но все было впустую. Разве что после особо ударной дозы какого-то наркотика, ребенок погружался в себя еще больше. Никаких негативных воздействий на организм, впрочем, тоже замечено не было. Если бы обычный человек давно стал либо «овощем», либо законченным наркоманом после подобных «экспериментов», то метаболизм этих детей был таким, что на утро «подопытный» чувствовал себя так, словно накануне проглотил безобидную аскорбинку.

Военные радостно потирали руки. Уже одно это было интересно и представляло ценность для дальнейших исследований. А потому бесконечная череда анализов и медикаментозных вмешательств продолжилась, не говоря о том, что детей все так же донимали сменяющие друг друга «мозгоправы».

Когда воспитанникам исполнилось по пятнадцать-шестнадцать лет, их «надсмотрщики» стали замечать, что дети как-то непонятно «паруются». Юноши и девушки могли часами сидеть рядом, прижавшись друг к другу, о чем-то тихо разговаривая, иногда, поглядывая на собеседника с непонятным блеском в глазах. Но это им, выросшим в закрытом периметре интерната, читающим только то, что было одобрено кураторами, не имеющим иных источников информации о том, что же такое с ними творится, состояние это было внове и незнакомо. У взрослых не осталось и тени сомнения в том, что пройдет еще немного времени и между подростками случится половая близость.

А вот это уже было интересно! Особенно, если в паре будет и «физик» и «лирик»! Каким станет потомство двух гениев? А что если «лирики» изначально были «задуманы», как половые партнеры для «физиков»? Нет! Мешать подобному эксперименту никто не станет! Ну а то, что подросткам всего по пятнадцать лет – так это не страшно. Это даже нормально. На Руси бабы издревле в тринадцать рожали и ничего, род людской не вымер.

Лина забеременела, когда ей едва исполнилось пятнадцать. К неудовольствию врачей, большинство беременностей у девочек заканчивались выкидышами на ранних сроках, а потому было принято решение наблюдать с особой тщательностью и попытаться сохранить хотя бы одну. Посмотреть, что из этой «затеи» получится и нужно ли в принципе поощрять эти отношения между подростками. За состоянием Лины наблюдали даже не ежедневно, а ежечасно, а потому протекала беременность нормально и без осложнений. А может, именно этому ребенку было суждено прийти в мир.