В трубке «затикали» короткие губки. Я, обомлев, опала на диван.

– Что случилось? – настороженно поинтересовалась Сэм.

– Номером ошиблась, – потерянно отозвалась, пытаясь разглядеть на малюсеньком дисплее цифры, но внезапно меня замутило.

Что происходило дальше, напрочь стёрлось из памяти. Как и когда уехала Сэм, не помню. Знаю только, что открыв глаза следующим утром, чувствуя себя хуже некуда, дала себе слово больше никогда не пить ничего крепче кофе.

С раннего детства я мечтал стать писателем. Кто-то скажет, что в возрасте шести лет человек не способен определиться в жизни, ведь он банально не имеет ни малейшего понятия, что именно она собой представляет. Но я знал! Всегда знал, что пришёл в этот унылый мир нести слово, а не просиживать штаны в офисе, выдавать кредиты или, чего хуже, подавать кофе в Макдоналдсе. С раннего возраста меня переполняли идеи, вымышленные миры не давали спать по ночам, персонажи будили по утрам увлекательными диалогами. Я бесконечно строил планы и был непоколебимо уверен в том, что там, за гордо нависшим над Ист-Ривером мостом, притаилось моё большое будущее, с нетерпением ожидая, когда я до него доберусь. Без преувеличения писательство стало смыслом моего существования, персональной дорогой из жёлтого кирпича, истинным предназначением. Я жил мечтой и ею же в итоге был уничтожен.

В школе меня считали чудиком, и не только из-за дурацкой причёски (длинных сальных патлов, которые я зачем-то носил на прямой пробор), но и потому, что людям предпочитал книги. Почти вся моя юность прошла с опущенной головой. Я читал, когда шёл на занятия, когда переходил из класса в класс, когда обедал в столовой и даже принимая душ. Да-да! Запихивал книгу в прозрачный пакет и надёжно обматывал скотчем. Совсем не удивительно, что на выпускной бал мне выпала честь прийти не в компании одной из одноклассниц, а «Братьев Карамазовых».

Окончив школу я, без особых проблем, поступил в Нью-Йоркский университет на факультет драматической литературы.

Многие старшеклассники уверены, что в колледже их ждёт новая жизнь – безбашенные друзья, громкие вечеринки и прочие прелести студенческого существования. К слову, с большинством именно это и происходит, но не со мной. Никаких особых перемен я не заметил, наверное, потому что не стремился к ним, был слишком увлечён учёбой и написанием своего первого романа.

К середине второго курса я закончил рукопись. О, это невероятное чувство удовлетворения, восторга, и трепета в предвкушении успеха! Я ни на йоту не сомневался – моя книга произведёт фурор и, потакая чрезмерной самонадеянности, отправил роман в одно из самых крупных издательств Нью-Йорка.

Начались долгие и мучительные дни ожиданий. Недели. Месяцы…

После успешной сдачи переводных экзаменов я решил наведаться в издательство лично и уточнить, почему со мной до сих пор не связались. Естественно дальше стойки ресепшена прорваться не удалось. Но я смог оставить сообщение для главного редактора, передав записку секретарше с неестественно натянутой улыбкой.

Лето подходило к концу, мне так и не перезвонили. Когда издательство и вовсе перестало реагировать на мои запросы, я вновь поехал туда. На протяжении двух месяцев я часами торчал в приёмной, пока та самая дамочка с дежурной улыбкой не сжалилась надо мной и не сказала жестокую правду – редактор не заинтересован в сотрудничестве, мой телефон добавлен в чёрный список и вообще, лучше бы сменить специализацию пока не поздно.

Думаете, я расстроился? Конечно! Но ещё и очень разозлился.

Этим же вечером я составил список главных конкурентов отказавшего мне издательства, пометив их жёлтым цветом, а затем две недели закидывал электронными письмами, предвкушая сладкую месть.

К рождеству стало ясно, что никто из приоритетного списка не ответит. Это стало ударом, но во мне всё ещё теплилась надежда.

Убедив себя в том, что вкус победы ярче, если дорога к цели извилиста и терниста, я понизил планку и весной обратился к тем издательствам, которые были подчёркнуты оранжевым – то есть средней паршивости.

К концу третьего курса кое-как сдав экзамены, я впал в затяжную депрессию и всё лето провёл на родительском диване, смотря дурацкие ток-шоу.

Сентябрь подкрался неожиданно.

Вернувшись в студенческое общежитие, я задумался над тем, что же не так с моим «гениальным» романом. Уж не знаю, из какого резервного запаса нашлись силы, чтобы переработать рукопись, но в октябре я занялся редактурой. Работа шла тяжело и мучительно. Настроение вихлялось на уровне плинтуса. Я ужасно не высыпался, заработал гастрит, и в конец скатился по учебе.

Однажды, в университетской библиотеке, ко мне подошёл преподаватель по «английской литературе» и поинтересовался, какого чёрта со мной происходит. Я в подробностях рассказал историю своего провала, на что мистер Янг с уверенностью заявил, что мои представления о неудачах крайне ограничены и измеряются временным промежутком «здесь и сейчас», а это недопустимо! Настоящий писатель не имеет права мыслить мелко. Время для него – не более чем аллегория. Прошлое, настоящее, будущее – творцу подвластно всё. Он волен создавать собственную реальность посредством всего трёх составляющих: воображения, бумаги и пера. Я же слишком привязан к миру материальному, от того и не вижу тех необъятных горизонтов, что мне дарует эта профессия.