Тристеро или существовал на самом деле, в своем собственном праве, или же был лишь гипотезой — может, даже фантазией Эдипы, свихнувшейся на почве взаимоотношений с имуществом покойника. Здесь в Сан-Франциско, вдали от материальных составляющих этого имущества, был шанс обнаружить, что все это дело спокойно распалось на кусочки и растаяло. Тем вечером она решила положиться на милость течения и просто наблюдать, как ничего не происходит, в уверенности, что все это нервное, мелочь, с которой следует обратиться к психоаналитику. У Норт-Бич она съехала с трассы, немного покружила, пока не припарковалась, наконец, на круто спускающейся улочке среди складов. Затем побрела по Бродвею, слившись с вышедшими на вечернюю прогулку.

Не прошло и часа, как на глаза ей попался почтовый рожок с сурдинкой. Она фланировала вдоль по улице, заполненной стареющими мальчиками в костюмах из универмага "Рус Аткинс", когда натолкнулась вдруг на шайку туристов, залихватски вываливающихся из автобуса «Фольксваген», дабы обследовать ночные сан-францисские местечки. — Позвольте, я нацеплю это на вас, услышала она голос у своего уха, — я только что оттуда, — и тут же обнаружила наглухо пришпиленную к груди светло-вишневую карточку с надписью ПРИВЕТ! МЕНЯ ЗОВУТ АРНОЛЬД СНАРБ! ИЩУ ВЕСЕЛЫХ РАЗВЛЕЧЕНИЙ! Эдипа оглянулась и увидела пухлое розовощекое лицо, которое подмигнуло ей и пропало среди полосатых рубах и неподложенных плечей, — и исчез Арнольд Снарб в поисках развлечений еще веселее.

Прозвучал спортивный свисток, и Эдипа оказалась в стаде граждан с карточками, которое двигалось к бару "ВсJ по-гречески". О нет! — подумала Эдипа. — Сегодня никаких кабаков, только не это, — и попыталась было вырваться из подхватившего ее людского потока, но потом вспомнила, что решила отдаться на милость течения.

— Теперь сюда, — проинструктировал гид, в его воротник темными щупальцами стекал пот, — и вы увидите представителей третьего пола розово-голубых, которыми заслуженно славится город у Залива. Для некоторых подобный опыт может показаться странным, но помните: не нужно вести себя как кучка туристов. Если вам сделают гнусное предложение, отнеситесь к этому с юмором — всего лишь часть веселой ночной жизни в знаменитом Норт-Биче. Опрокиньте пару рюмашек, а когда услышите свисток, быстрехонько выскакивайте. Собираемся прямо здесь. Если будете хорошо себя вести, мы успеем еще в «Финоккиос». — Он дважды дунул в свисток, и туристы, разразившись воплем, бросились в неистовую атаку на бар, внеся Эдипу внутрь. Когда все успокоилось, она обнаружила, что стоит с бокалом неведомой жидкости у дверей, придавленная к высокому человеку в замшевой спортивной куртке. На лацкане которой вместо светло-вишневой карточки Эдипа приметила тонкой работы значок из бледно поблескивающего сплава в форме почтового рожка Тристеро. Сурдинка и все прочее.

Прекрасно, — сказала она себе. — Ты проигрываешь. Всего одна попытка, а заняла не больше часа. — Ей следовало немедленно ехать назад в Беркли, в отель. Но она не могла.

— Что, если бы я вам представилась, — обратилась она к владельцу значка, — как человек от "Турна и Таксиса"?

— Это театральное агентство? — спросил он. Большие уши, стриженные чуть ли не по самый скальп волосы, прыщавое лицо и удивительно пустые глаза, чей быстрый взгляд искоса окинул ее груди. — Где вы умудрились откопать такое имя — Арнольд Снарб?

— Я отвечу, если скажете, откуда у вас этот значок, — сказала Эдипа.

— Простите?

Она решила подразнить его: — Если это гомосексуальный знак, то меня такие вещи ни капли не волнуют.

Глаза ничего не выражали: — Гомики меня не интересуют, — сказал он. Впрочем, вы тоже. — Повернулся к ней спиной и заказал выпивку. Эдипа сняла свою карточку, положила ее в пепельницу и спокойно, стараясь не выдать истерику, произнесла:

— Слушайте, вы должны мне помочь. По-моему, я скоро свихнусь.

— Вы не туда обращаетесь, Арнольд. Поговорите со своим священником.

— Я пользуюсь почтой США — меня никто не обучил другим способам, продолжала она умолять. — Но я вам не враг. И не хочу им быть.

— А как насчет дружбы? — Он повернулся вокруг своей оси на стуле и снова смотрел на нее. — Хочешь быть другом, Арнольд?

— Не знаю, — все, что пришло ей в голову.

Он смотрел на нее пустым взглядом. — А что ты знаешь?

Она все ему выложила. А почему бы и нет? Не утаила ничего. В конце рассказа туристам засвистели на выход, он допил вторую рюмку, а Эдипа третью.

— О «Керби» я слышал, — сказал он, — это кодовое имя, а не реальный человек. Но ничего не знаю ни о твоем синофиле с того берега, ни о дурацкой пьеске. Никогда не думал, что у этого вопроса вообще есть история.

— Я только об этом и думаю, — откликнулась она немного жалобно.

— И, — почесав ежик на голове, — тебе некому больше об этом рассказать? Только случайный знакомец в баре, которого ты даже не знаешь, как зовут?

Она не смотрела на него. — Скорее всего, нет.

— И у тебя нет ни мужа, ни психоаналитика?

— Есть и тот, и другой, — ответила Эдипа, — но они ничего не знают.

— Ты не можешь им рассказать?

Поколебавшись секунду, она встретила взглядом вакуум его глаз и пожала плечами.

— Ну тогда я расскажу тебе все, что знаю, — решил он. — Мой значок означает, что я — член AИ. "Анонимные инаморати". «Инаморати» — значит «влюбленные». И это самая худшая из подсадок.

— Если человек влюбился, — сказала Эдипа, — то ваши отправляются к нему в качестве сиделок, что ли?