Эдипа приняла душ, надела свитер, юбку и кроссовки, уложила по-студенчески волосы и принялась за косметику. Сознавая со смутным ужасом, что ответ вовсе не у Борца или Грэйс, но — у Тристеро.

Проезжая мимо цапфовского магазина, она с тревогой обнаружила груду обугленных развалин на том месте, где всего неделю назад стояла книжная лавка. До сих пор был слышен запах паленой кожи. Она остановилась и пошла к соседнему магазинчику армейских товаров. Владелец сообщил ей, что Цапф, этот чертов болван, поджег свою лавку ради страховки. — Малейший ветерок, ворчал этот почтеннейший, — унес бы меня на тот свет. Ведь все равно здесь собирались через пять лет строить комплекс. Но разве Цапф мог подождать? Книжки. — По его виду было похоже, что от плевка его удерживает лишь хорошее воспитание. — Если захотите открыть комиссионку, — посоветовал он, — то выясните сперва, на что нынче спрос. В этом сезоне неплохо идут винтовки. Буквально сегодня один мужик прикупил пару сотен тренировать свою команду. Я мог бы продать ему еще столько же повязок со свастикой, но у меня, черт побери, кончились.

— Армия торгует свастиками? — переспросила Эдипа.

— Дьявол, конечно нет. — Он по-свойски ей подмигнул. — Я наткнулся на заводик рядом с Сан-Диего и теперь дюжина ниггеров клепает эти старые повязки. Вы бы удивились, кабы знали, как расходится маленькая партия. Я дал рекламу в паре журналов с девочками, и на прошлой неделе мне пришлось нанять еще двоих — просто разбирать почту.

— Как вас зовут? — поинтересовалась Эдипа.

— Винтроп Тремэйн, — ответил воодушевленный предприниматель, — можно просто Виннер. Слушайте, у нас есть соглашение с лос-анжелесской одежной фирмой — посмотрим, как к осени пойдет форма СС. Планируем приурочить к школьным ярмаркам — знаете, длинные формы образца 37-го года, подростковые размеры. А к следующему сезону можно пойти еще дальше и сделать фасон для дам. Вас бы это впечатлило?

— Я дам вам знать, — сказала Эдипа, — я запомню. — Выйдя, она подумала, стоило ли ей как-нибудь его обозвать или стукнуть одним из дюжины лежащих под рукой "армейских товаров", тяжелых, тупых предметов. Свидетелей не было. И почему она так не поступила?

Желторотая дура! — обругала себя Эдипа, защелкивая пристяжной ремень. Это Америка, ты здесь живешь, и сама же попустительствуешь. Позволяешь такое. Она дико гнала по трассе, охотясь за «Фольксвагенами». Когда Эдипа добралась до места квартировки Борца — прибрежный поселок в стиле "Лагун Фангосо" — ее слегка трясло и подташнивало.

Ее приветливо встретила пухленькая девчушка, все лицо вымазано в чем-то голубом. — Привет! — сказала Эдипа. — Ты, должно быть, Максин.

— Максин уже в постели. Она запустила в Чарльза одной из папиных бутылок, бутылка вылетела в окно, и мама ее хорошенько отшлепала. Будь она моей дочкой, я бы ее вообще утопила.

— Я бы и мыслей таких не допустила, — сказала Грэйс Борц, материализовавшись из тусклой гостиной. — А ну-ка поди сюда. — Она принялась обтирать мокрой тряпкой дитятину рожицу. — А как вам удалось сегодня сбежать от своих?

— У меня нет детей, — призналась Эдипа, следуя за Грэйс на кухню.

У Грэйс был удивленный вид. — Тогда вам еще предстоит смириться, сказала она, — с беспокойным образом жизни. Мне казалось, только дети могут быть тому виной. Но теперь думаю иначе.

Эмори Борц полулежал в гамаке, окруженный тремя отупевшими от пива дипломниками — двое мужского пола и один женского — и шикарной коллекцией пустых пивных бутылок. Эдипа приметила одну полную и уселась на траву. — Мне надо поговорить о Варфингере, — с ходу принялась она, — в историческом плане, а не в лингвистическом.

— Шекспир в историческом плане, — прорычал через густую бороду один из дипломников, откупоривая очередную бутылку. — Маркс в историческом плане. Иисус в историческом плане.

— Он прав, — пожал плечами Борц, — они мертвы. А что осталось?

— Слова.

— Выберите какие-нибудь слова, — сказал Борц. — О них и поговорим.

— "Святыми звездами клянусь, не ждет добро, — процитировала Эдипа, Того, кто ищет встречи с Тристеро". "Курьерская трагедия", акт четвертый, сцена восьмая.

Борц прищурился. — А как это, — спросил он, — вам удалось пробраться в ватиканскую библиотеку?

Эдипа показала ему книжку с этой строчкой. Борц покосился на страницу и схватил еще бутылку. — Боже! — объявил он. — Мы стали жертвами пиратов — я и Варфингер, — нас баудлеризовали, только наоборот. — Он тут же открыл титульный лист посмотреть, кто же это перередактировал его собственную редакцию Варфингера. — Даже постыдились поставить подпись. Черт! Надо будет написать издателям. "К. да Чингадо энд Компани"? Слыхали о таких? Нью-Йорк. — Сквозь пару-тройку страниц он посмотрел на солнце. — Офсет. — Затем поднес текст к носу. — Опечатки. Хм. Фальшивка. — Он бросил книжку на траву и посмотрел на нее с отвращением. — Ну хорошо, а как они пробрались в Ватикан?

— А что в Ватикане? — спросила Эдипа.

— Порнографический вариант "Курьерской трагедии". Мне довелось увидеть его лишь в шестьдесят первом, иначе он попал бы в мое старое издание.

— Но увиденное мною в «Танк-театре» не было порнографией.

— Сделанное Рэнди Дриблеттом? Нет, ту постановку я считаю целомудренной. — Его печальный взгляд прошел мимо нее и упал на полоску неба. — Он был в высшей степени нравственным человеком. Вряд ли он чувствовал особую ответственность перед словом, но был удивительно верен этому невидимому полю, окружающему пьесу, самому ее духу. Если кто и смог бы подать вам Варфингера в историческом плане, то это Рэнди. Ни один из известных мне людей не смог настолько приблизиться к этому автору, к этой пьесе, к тому микрокосму, который, должно быть, питал живой интеллект Варфингера.