— Да… Я слышу. Говори. Говори, пожалуйста…

— Никогда больше так не делай, слышишь? Ты должна научиться осторожности, понимаешь?

Подмывает орать благим матом. Сдерживаюсь, не желая пугать ее еще больше, чем есть.

— Обещай! Юля!

— Обещаю.

Хочу ей верить. Хочу выдохнуть свободно. Но, мать вашу, не отпускает. Разбирает с той же силой. Если хуже не становится.

— Сейчас пойдем под душ. Нужно все смыть, — и остыть. — Понимаешь?

— Да…

— Отлично.

Заношу Юлю в ванную. Машинально щелкаю замком. Прошу опустить ноги на пол, но она не поддается, продолжая обхватывать меня всеми конечностями.

— Я никуда не уйду.

— Со мной?..

— С тобой.

Выпустив девчонку из рук, с неясной тревогой осознаю, что не могу выпустить ее из фокуса. Накручиваю выдержку на максимум, а она слетает. Не помню, чтобы когда-то прежде такое случалось. Обычно в нужные моменты я умею перекрывать все эмоции, притуплять восприятие. С Юлей же, будто против течения плыву.

Начинаю расстегивать пуговицы некогда белой рубашки.

— Нужно все снять. Хорошо? Не боишься?

— Нет, конечно…

Это ее «конечно» сейчас звучит почти смешно. А у меня снова за ребрами все в кучу сжимается. Одна секунда без контроля — искра. Огонь охватывает сбившиеся органы, словно груду старого барахла.

Не тушат его даже густые струи прохладной воды. Зябко вздрогнув, Юля бросается ко мне. Обхватывая руками торс, вжимается в грудь с такой силой, что мне самому становится трудно дышать.

— Тихо, девочка. Подожди.

Отодвигаю ее к стеклянной стенке и меняю температуру воды на более комфортную.

— Юля, нужно все смыть. Понимаешь? Волосы тоже… Сможешь?

— Не знаю… — Кривится и передергивает плечами от брезгливости. — Я немного боюсь крови. Немного, — акцентирует степень.

Привирает, конечно.

— Ладно, постой спокойно.

Кивает и зажмуривается. Но едва я наливаю в ладонь шампунь, начинает капризничать, как маленькая.

— Мне не нравится этот запах… Он пряный и противный…

Медленно вдыхаю, подбирая слова, которые могут помочь пробиться сквозь новый поток ее паники.

— Я понимаю. Но другого здесь нет. Наверху, если захочешь, вымоешь повторно.

Никогда прежде мне не приходилось мыть женщине голову. У Юли густые и длинные волосы, и, как я ни промываю пряди, все мне кажется, что пена алеет от напитавшейся в них крови. Смываю и вновь намыливаю. Проделываю эти манипуляции раза три подряд. Потом растираю намыленной мочалкой все ее тело, доходя до пят. Все это время она покорная и тихая, словно ребенок. Только команды выполняет: подними руки, повернись, раздвинь ноги.

Из душа ее выношу закутанной в полотенце. Поднимаюсь наверх и впервые несу ее в свою спальню. Не знаю, почему. Не хочу размусоливать мысли по черепу, просто сворачиваю с лестницы в другой конец коридора, не давая себе никаких зарубок и объяснений.

В комнате слишком светло. Задергиваю шторы, чтобы приглушить эту яркость. Хочу напряжение скинуть на ноль, но оборачиваясь и натыкаясь взглядом на Юлин силуэт, ощущаю совсем другой градус.

— Сними полотенце и забирайся под одеяло.

Она распускает узел на груди и дает махре соскользнуть на пол. Так же молча избавляется от тюрбана на голове.

Когда мы оба оказываемся под одеялом, сердце отчего-то еще сильнее разгоняется. Я немного удивлен, потому что это не разгар возбуждения. Не до этого сейчас. Как ни странно. Это что-то другое. Мощное, мучительное и тягостное.

Слышу, что Юля все еще беспокойно дышит.

— Не бойся. Я бы не позволил ему тебе навредить. Никому не позволю.

— Я не боюсь. С тобой. Мне хорошо. С тобой хорошо, — едва слышно высекает она. — Мы будем спать?

— Можем поспать.

— Тебе никуда не надо? Ты же не оставишь меня? — и тут же, не давая ответить, горячим шепотом просит: — Не оставляй меня.

— Не оставлю.

— Когда тебе угрожала опасность, я едва не умерла от страха, — припоминает с тихим выдохом. — Сегодня тебе тоже было страшно?

Это не любопытство и не провокация. Это ее способ в свою очередь помочь мне поймать баланс. Она знает ответ.

И теперь его знаю я.