Сегодня Стрейн чуть не утонул. Хорошо, первой заметила отравленную бутылку и заменила обычной.

После происшествия Стрейн ведет себя странно. Жалуется на потерю памяти. Подозреваемых по-прежнему нет.

Стрейн угодил в призрачный мир. Чуть коней не двинула, пока удерживала дух в теле. Хорошо, что удалось подсказать, где искать знак. Последний раз применяла ментальное внушение, когда… а, неважно.

Вечером был разговор по душам. Ну, понимаешь. Покопалась в мозгах, но ничего враждебного не нашла. На всякий случай усилю защиту.

Кто-то подсыпал карниторские дрожжи в грязевую ванну. Стрейну ничего не сказала. Надеюсь, убийца сглупит и выдаст себя. Дрожжи ослабила, угрозы жизни нет.

Кто-то спрятал под одеялом скорпиона — хорошо, что теперь сплю вместе с мастером. Он, кстати, каким-то добрым стал. Благородным. Честным. Будь эльфом — влюбилась бы.

Я нарушила седьмую инструкцию. Ничего не могу с собой поделать.

Кто-то науськал на нас Орден. Знаешь, кто приперлась? Марта, чтоб ее волки драли. Завтра Арма Верита, сучка знатно получит по жопе.

Короче, тут такое было… Дома расскажу. Следов убийцы нет, надо поспешить до приезда императора.

Же-е-е-сть! На нас напал громадный кальмар и чуть всю крепость не разнес. Но Вильям придумал, как его победить. И не сбежал, не оставил людей на смерть, а сам дрался как чертов лев. Ну почему я буду жить вечно, а он умрет лет через тридцать? Несправедливо.

Так, что-то начинается. Пока затихаю, и ты не тревожь. До связи, братишка. Привет разведке.

— Ривер — шпион, — врач передала еще одну дешифровку. — И работает на своего короля. Ничего необычного, но наши за такое по головке не погладят. Мастер! Куда вы?

***

Когда вошел в камеру, эльфийка сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и ровняла ноготки хирургическими ножницами. Ни пут, ни замка на решетке, ни самой решетки не было, на грязных плитах валялись ружья и пистолеты, а стражи и след простыл.

— Привет, — девушка с прищуром осмотрела растопыренные пальцы. — Что у нас сегодня в меню?

— Давай, — расставил руки в стороны и выпятил грудь.

— Что давать? — с наигранным удивлением прозвучало в ответ.

— Бей. Жги. Режь. Делай все, что посчитаешь нужным, — сглотнул подступивший к горлу ком. — И справедливым.

— Уверен? Сдерживаться не буду.

— Уверен! Но лучше бы сразу сказала правду! — крикнул в лицо. — Все это время меня спасала ты! К чему спектакли? Зачем врать и наговаривать?! Мы же в одной лодке!

— Я что, опять на допросе? — она изогнула бровь, все еще игнорируя меня взглядом. — А если не отвечу — продолжишь пытать?

— Заткнись! — кулак врезался в сырой камень. — И начинай. Я бы мог вымаливать прощение, но после того, что сделал… в задницу эти извинения. Баш на баш. Иного не приму.

— Что ж, — Ривер встала и потерла ладони. — Присаживайся.

Сел, хотя колени изрядно набились ватой. Обрывки ремней стянули лодыжки и предплечья — не шелохнуться, а звон инструментов в лотке резанул по зубам. Я ощутил себя на приеме у стоматолога в те незапамятные времена, когда бормашина приводилась в движение педалью, а об анестезии никто не слышал. И ведьма нарочито долго звенела сталью и щелкала всевозможными щипцами, клещами и зажимами, и от каждого звука прошибал холодный липкий пот.

— Даже не знаю, с чего начать. Может, сам выберешь?

— Нет, — процедил, неотрывно таращась в стену. — У тебя никто не спрашивал.

— Что есть — то есть, — она встала напротив и хрустнула пальцами, меж которых скользнули электрические дуги. — Но для полноты мести мне тоже нужно тебя допросить. Согласен?

— Да.

— Итак… Признаешь ли ты себя виновным?

— Да.

— В чем именно?

— В том, что повел себя как конченная мразь. Хотя мог сразу вспомнить о рамке и обойтись без пыток.

— Ага… Испытываешь ли ты стыд и угрызения совести?

— Еще какие. Иначе бы не пришел.

— Логично. И последний вопрос — ты сказал, что любил меня. Это правда?

Глубоко вдохнул и облизнул пересохшие губы.

— Нет.

— Вот как? — в этот раз удивление было искренним — по крайней мере, тонкая нотка проклюнулась сквозь напускную иронию и фальшь.

— Вот так, — зажмурился, потому что глаза щипало с двух сторон. — Я не любил тебя. А люблю до сих пор.

— И от большой любви издевался?