– Я вас давно жду, - сказал мужчина и протянул руку.
– Гофман. Так и зовите меня - Гофман. Коротко и ясно.

Сезар пожал крепкую красную руку Гофмана и невольно присмотрелся к нему. Старая шляпа с опустившимися полями, поношенный костюм, на ногах солдатские ботинки без шнурков, видны серые шерстяные носки. Сетка морщин под глазами, нос как маленькая очищенная луковица, короткая седая бородка. Что это: печать лесного одиночества или маскарад, антиквариат специально для Адама Сезара, чтобы он лучше себя чувствовал? Пускай, какая разница, покой и только покой, хватит самокопания.

– Давно вас ожидаю, - повторил Гофман.
– Как получил указание системы, так и жду.

– Вас предупредили?
– сказал Сезар, и потому, что это было первое, вышло как-то сухо.

– Ну да.
– Гофман уже вытянул из багажника вещи, - сообщили. У меня приемник. С телеустройством. Я в курсе. Вы можете оставить машину здесь и выключить, хотя она, зараза, полностью и не выключается.

– Не любите систему?
– что-то будто подтолкнуло Сезара.

– Да я о том, если кто забивается сюда, значит, ему надоело гнаться за коэффициентами и он убегает подальше от машинерии. А у меня система своя, своя электроника.

Гофман понес чемоданы в хижину.

– Сколько же вам лет?

– Да уже за шестьдесят.

"Староват для двадцать первого века, а для моего - лет около сорока, не больше. Юношеская спина".

– И давно здесь?

– Пожалуй, тридцать шесть годов.

– И все время сам?

– Почему? Мужику самому не продержаться. Была старуха, правда, недавно, лет десять назад, втемяшилось ей что-то в голову, не выдержала, убежала к сестре. Роботам со спины пыль стирает, - рассказывал, не оборачиваясь, Гофман.
– А мне уже все равно. Я здесь корни пустил. Еще до того, как выписал ее сюда.

– Как... выписали?

– Заказал. Это делается просто. Вот и приехало чучело. А мне все равно. Было бы с кем словом переброситься.
– Гофман остановился к оглянулся на Сезара: - А ребятишек не захотела, чертовка. Говорит, мы с тобой дураки, и дети пойдут такие же.
– Гофман сплюнул и двинул дальше.
– А к старости все равно не выдержала.

– Я посижу здесь на лавочке, - бросил ему вдогонку Сезар.
– Подышу.

– Дышите, дышите. Я тем временем чемоданы разберу да что-нибудь к обеду приготовлю.

Сезар сел на скамейку в тени дикой груши, ветки зонтиком нависали над ним, густые и тонкие, покрытые мелкими листочками. Как у всех дичков, сплелись, будто нитки вплетенные, ни конца, ни начала не найти, палец не просунуть. "У меня тоже так, - подумал Сезар, - сплелось - не разорвать, разве что разрубить одним махом. Но рубанешь по этим веткам - и кривое и прямое полетит. По живому рубить..."

Он оглянулся. И то, что здесь, пока он сидел и думал, ничего не изменилось, неожиданно его успокоило.

9

– Видите тот мыс?
– Гофман указал на противоположный берег озера.
– Он высунулся как треугольник. И камыш стеной. А вдали дерево. Когда отстреляетесь, рулите лодку к нему, там и ночевать будем. Я и костер зажгу, на дым плывите. А пока что в обход пойду. За полчаса до сумерек и двигайте. Как только солнце зайдет, лет закончится... Ни пуха ни пера!

– К черту! О, едва не забыл: а какая же норма отстрела?

– Сколько пожелаете. Наплодятся, - бросил хмуро Гофман и ушел, словно медведь, с горбатым рюкзаком на спине.

Сезар удобней устроился в лодке и положил ружье на колени. Что бы с ним ни произошло, что бы ни случилось, это зеркальное озеро с зеленоватой водой, почерневшая деревянная лодка с облупившейся по бортам смолой, навсегда впитавшая влажный запах рыбы, эта прохлада в камышах и солнечный плес впереди, архаичный двуствольный винчестер, взятый у Гофмана вместо ружья с электронным прицелом, зеленые патроны, насыпанные в большую жестяную банку, - все это как будто отодвинуло куда-то кошмары и галлюцинации, и даже пальцы легонько дрожали на блестящем прикладе винчестера. И когда первые две утки пересекли небо, он было схватился, а потом, будто испугавшись, что это тоже сон, сдержался, провел их взглядом, как предвестников покоя.

"Только влет, только влет...
– судорожно билась мысль, и хотелось, чтобы она судорожно билась и дальше, возвращая его к реальной жизни. Только влет. И буду забирать, пусть видят меня, все честно..."

– Немного, но для первого раза прилично, - сказал потом Гофман и забрал из лодки уток - за головы, одной рукой.

Кипел ведерный котел на костре, Гофман довольно посмотрел на него и принялся за уток. "Пять", - еще раз пересчитал Сезар и сел прямо на землю, опершись о рюкзак. Гофман тем временем общипал уток, вынул складной нож и коротким движением разрезал утке живот. Положил в миску печенку, желудок, а сердце разрезал надвое.