Михаил по пути к секретеру засмеялся;

— Если бы ты только знал, Мишка, чьи это слова, кем впервые произнесены!

— А что? А кем?..

Михаил оставил вопросы без внимания. Он склонился к створке секретера, закрыл глаза и сквозь мешанину свежих и прежних строк стал думать обо всем, что произошло за последние дни. В том ракурсе, который касался ЕЕ и выполнения поставленных ЕЮ задач.

Вопрос с Аликом, кстати, тоже мог по праву быть отнесен к выполнению задач. Куда годится, если его людей начнут щелкать все, кому заблагорассудится?

Два его помощника деликатно отвернулись. Тезка-Мишка и Петька были немного в курсе, хотя и не совсем, только начал приобщать и Алика — и вот поди же!

В таких случаях необязательно было проговаривать вслух. Дома ОНА слышала его и так.

Михаил выгребал пачки из секретера. Купюры были крупные, новые, как с Госзнака. Две пачки — особо крупных, недавно введенного образца. «Ага».

— Нате. Это — Алику на новый «Турбо». Это Надьке, чтобы сгоняла полечиться на теплые моря. А это… черт, совсем забыл, сегодня же семнадцатое, это ваша получка, парни. — Чтобы выдать получку, ему пришлось приложить и все то, что осталось из денег с лесной дороги.

Парни расплылись. Они-то помнили про семнадцатое.

— Насчет трений с законом, шеф, будьте покойны — ментов подмажем. Это они только у нас тут такие серьезные, а отъехай на полета верст, за наличку на корню купишь. Вызовем бригаду, от того шалмана кучка углей останется, а сверху будет висеть буфетчик горячего копчения.

— Но-но…

— Нет уж, шеф, вы нам позвольте сделать все, как надо. Как полагается. Верно, Петро?

Петька со значительным видом кивнул. Его карман оттягивала похрустывающая пачка, и от этого кивок был исполнен настоящей солидности.

— Слушайте, парни, а чего вы меня не бросаете? Ведь получили уже немало, а риск все растет?

— Так и зарплата растет, шеф, — сказал тезка-Мишка, любовно поглаживая впалый живот. На нем, в поясной сумочке, лежало полторы пачки.

— Не страшно? Парни осклабились.

— Нет, вы не поняли, я имею в виду — со мной якшаться не опасаетесь? Кто ведь меня знает, кто я такой. От чьего имени действую, что мне надо… А? — Михаил весело почесал нос.

«Если выяснять, то выяснять теперь, раньше мы этот вопрос как-то обходили. Но послание следует за посланием, требование за требованием, и у меня уже опускаются руки, что-то будет дальше. Я не могу иметь тылы, в которых не уверен».

Тезка-Мишка с Петькой опять переглянулись, и заговорил, к удивлению, Петька.

— Конечно, Михаил Александрович, — сказал он, показывая отменный тон, — мы ничего не знаем о том, кого вы представляете, и о ваших целях. А о вас самих — только то, что вы нам сами говорите. Ничего больше. Но мы, я, Миша и Алик, считаем вас человеком справедливым. Это самое главное. Мы и сами от вас несправедливости не видели, чтобы вы к другим несправедливо — тоже. Мы считаем, если вы в малом поступаете по справедливости, то и в большом, которого мы не знаем, себе не измените. Или тем, кому вы служите, как мы служим вам.

Петька мазнул по нему нахальными ярко-синими глазами.

— Что ж, коротко и вразумительно. Спасибо, парни, мне действительно важно было это услышать. Теперь так. Тезка пусть разбирается с той швалью, которая осмелилась поднять руку на нашего Алика. Ты, Петро, дуй, куда знаешь, ищи того человека. Если точно понял, о ком речь. Найдешь, посмотришь издалека, вернешься, и поеду я.

Петька наклонил льняную голову в знак, что да, знаю, поеду и найду. Тезка-Мишка уже сказал все, что хотел, ему не терпелось действовать.

— Я — дома, на связи. Времени на все про все — до послезавтрашнего утра. Хватит?

— Вполне.

Тезка-Мишка напялил на морковные кудри свою неизменную каскетку, Петька просто кивнул. У них было не принято прощаться за руку.

Михаил проводил их, запер оба замка в двери и накинул цепочку. Сегодня он никуда не пойдет. Продуктов полный холодильник, выпивка тоже есть.

— Хочешь сказочный обед, Мурзик? — спросил он кота, разгуливавшего с глубокомысленным видом по шести квадратным метрам прихожей.

Михаил проследил отъезд «Чероки» тезки-Мишки и Петькиной «Ауди», по привычке едва отодвинув край шторы.

«Что о тебе если не думают, то хотя бы говорят, что думают эти двое, ты выяснил. А вот что могут о тебе думать твои соседи? Им ты кем представляешься?»

Впрочем, этим вещам он определение уже нашел.

Вопреки поговорке Сила имела еще и ум. Соседям ни разу не взбрело в голову поинтересоваться им, его образом жизни и источником средств к существованию. Как и налоговой инспекции, между нами говоря. Ни единожды он никаких деклараций не составлял, и никакие беды и кары на его голову не валились.