Шрифт:
“О… божеееееееее!” - орёт моё подсознание, когда делаю шаг вслед за ним!
Он сводит брови, заметив мое движение, и опускает голову, пряча от меня свои глаза.
Отскакиваю от него, тряхнув рукой, которая хранит все-все ощущения, заставляя гореть мое тело!
Аид отворачивается и хватает мое пальто со словами:
– Захочешь потрахаться, обращайся.
От его слов новая волна жара стелется по животу! Это новые для меня ощущения, с которыми я не знаю, как бороться! К щекам прилипает краска, слава богу, он этого не видит, потому что он такой же, как три месяца назад!
Мужлан и хам!
Нервно смеюсь, приседая и подхватывая свою сумочку.
– Надеюсь больше тебя не увидеть!
– Может, тебе и повезет, - тихо отзывается этот мужлан, повернувшись ко мне широкой спиной.
Интонация его голоса до того странная… какая-то мрачная...
Но выяснять что здесь к чему я не стану!
Вот уж точно!
– Очень надеюсь, - заверяю, выхватывая из его рук свое пальто.
Вылетаю из гардероба, зло стуча каблуками по мрамору вестибюля его чертового отеля! Не думаю, что он стал бы врать...
Я не знаю где Самир, но рада, что его нигде нет, потому что единственным моим желанием сейчас является засунуть руку в снег по самый локоть!
Глава 8. Аид
– Сюда, - говорит боец в балаклаве, отходя в сторону и открывая дверь, - вниз и направо.
Заходим вчетвером. Я, Марат и два наших парня. Я был здесь полчаса назад и сам все проверил.
Молча спускаемся по темной бетонной лестнице, которая узка настолько, что четверым мужчинам приходится дышать друг другу на темечко.
В коридоре осматриваюсь, подняв глаза на потрескивающую тусклую лампочку.
Это место нам предоставили. У нас такого дерьма не водится. Нам оно ни к чему.
Звук шагов отлетает от стен, в воздухе вонь плесени.
Оборачиваюсь и смотрю на своего брата. Его рубашка в этой помойке маячит, как белый флаг, а в глазах отражение моих собственных мыслей:
“Давай просто покончим с этим.”.
“Согласен.”, - молча киваю ему.
Иду первым. За последние годы привычка прикрывать его везде доведена до автоматизма, хотя сейчас это уже не острая необходимость.
Времена изменились.
У города новый хозяин. И это мой брат.
Горд ли я? Да. Но не во власти дело, а в том, что наша семья выжила, когда ей наступили на глотку!
Выжила, потому что у нас есть Марат. Наш бриллиант, мать его, наш лидер. Однажды я уже чуть не отдал за него жизнь, это был урок из тех, которые отлично откладываются в голове. Так я познал цену ошибки, и стараюсь больше их не допускать.
За поворотом ещё одна дверь, у которой я притормаживаю и разворачиваюсь к нему. Просовываю руку под свою кожаную куртку и достаю пистолет. Молча отдаю его ему, сняв с предохранителя.
Отхожу в сторону, опустив руки и сложив их перед собой.
Он заходит внутрь, а я смотрю на тусклую мерцающую лампочку.
Почти четыре года.
Приглушенный толстыми стенами выстрел ставит точку в этой главе наших жизней.
Это последний выстрел. Четвёртый.
Мы не мясники. И мы не убийцы.
Но у нас есть право мстить по всем законам, какие только существуют.
Я не задаю себе вопросов, вроде “что такое хорошо?” и “что такое плохо?”. Думаю, Марат тоже не задаёт. Чем сложнее устроен человек, тем меньше подобных вопросов он себе задаёт, потому что точно знает - правильного ответа нет. И мне нахрен не нужны психотерапевтические беседы, чтобы спать спокойно. Спокойно спать мне позволяет уверенность в том, что моя семья жива и здорова. Тридцать два человека, от мала до велика. Так вышло, что именно нам с Маратом выпала честь о них позаботиться.
Это грёбаная шутка природы, но в нашей семье подросшее поколение одни сплошные женщины. Они рожают детей для других семей. У моей сестры, к примеру, трое!
Трое!
Трое мальчиков, которые станут опорой какой-то другой семьи!
Тянет криво усмехнуться, но клянусь, ни время, ни место не подходящие.
Марат выходит из комнаты и возвращает мне пистолет. Его лицо ничего не выражает, как и моё. Внутри тоже пустота. Этот выстрел не вернёт нам близких, как и три предыдущих. Они не вернут нам нас. Тех прежних, которыми мы когда-то были.
Возвращаю оружие в нагрудную кобуру, мотнув головой в сторону выхода. Сырая ночь потонула в тумане, таком густом, какого я раньше не видел. Рассевшись по машинам покидаем склад.
Час спустя мы сидим на крыше тридцатидвухэтажного небоскрёба, развалившись на диване. Здесь зубодробильная холодина, несмотря на середину лета. Даже у меня сжимаются яйца, хотя я уже два года моюсь под холодной водой. От тепла мозги мякнут.
– Классная вещь, сколько ты за неё отвалил?
– спрашиваю Марата, глядя на город, который зажёг вечерние огни.