— Все в порядке?

— Локоть ушибла, — пробормотала я, расправляя задравшуюся некстати юбку— А ты как?

— У меня существенно болит то место, об которое ты ударила локоть.

— О! — округлив глаза, я поспешила слезть с графа.

— Можно приложить лед и…

— Ничего, я справлюсь. Спасибо за заботу.

Удостоверившись, что и Хейли отделалась легким испугом, Брендон вышел из кареты, а через минуту вернулся.

— Что случилось? — сердце сжалось в тревоге — слишком много неожиданностей было за последнее время.

— Посмотри сама, — Брендон, улыбаясь, подал мне руку.

Я выбралась наружу и тут же поняла, почему он улыбается. Дорогу перегородило стадо овец. Беленькие, словно с картинки детской книжки, овечки жалобно блеяли, суетливо топчась на месте. Лакеи безуспешно пытались отогнать животных с дороги, кучер ругался, лошади ржали, хорошенькая, перепуганная юная пастушка довершала пастораль.

— Повадились, окаянные, — ворчал кучер, размахивая сложенной плетью. — Напасть-то какая…

Неожиданно стало темно — тень закрыла солнце. В вышине парило странное существо, по очертаниям напоминающее легендарных драконов, но гораздо меньшего размера. Гибкое тело покрыто черной, блестящей чешуей, кожистые прозрачные крылья были метра три, не больше, но выглядело весьма жутковато.

— Лизард, мать его!.. — кучер нагнулся, прикрыв голову руками, пастушка завизжала от ужаса, овцы заблеяли.

— Изабель, в карету — живо! — скомандовал Брендон.

Дважды уговаривать не пришлось, я бросилась назад. До экипажа оставалось всего несколько шагов, когда лизард спикировал вниз и пролетел прямо над головой. Брендон успел прижать меня к дверце кареты, прикрывая собой. Я чувствовала, как бьется его сердце, слышала тяжелое дыхание, ощущала мощь мужского тела.

Несколько стражников подняли оружие — солнечные блики вспыхнули на стальных стволах — огненные пули, одна за другой, пронзили воздух. Протяжный рев — и лизард исчез, словно растворился в небесной глади.

— И что им в пирейских пещерах не сидится! — кучер оживился, поняв, что опасность миновала, — Раньше в тамошнем лесу охотились, а сейчас все чаще видим здесь. Эх, мерзость какая, напугал миледи. Бедняжечка в обморок грохнулась.

Это я-то в обморок?

— Я вовсе не напугана.

— Да вы не бойтесь, они на людей-то редко нападают. Если пугануть веермским огнем, так и сгинет окаянный. Сейчас поедем, миледи, не беспокойтесь.

Да уж, а начало дня было таким восхитительным. От хорошего настроения не осталось и следа. Пастушка погнала стадо овец прочь, дорога постепенно становилась свободной. Брендон отошел к найлирийским стражникам, велев мне садиться в экипаж. Я, собственно, как раз и намеревалась это сделать, но Хейли, стоявшая рядом, неожиданно ахнула:

— Миледи, гляньте-ка какой миленький! — служанка указала на шелестевшего в кустах щенка. — Один здесь, бедненький, да еще и ранен.

В сочной траве показалась пушистая дымчатая головка с большими белыми ушами, перепачканными кровью. Повинуясь порыву, я потянулась за ним, тот испуганно вздрогнул, зажмурился и… упал. Я подхватила его на руки и только сейчас поняла, что держу в руках отнюдь не собаку.

Серый пушистик с круглой мордочкой — кто же ты такой?

Гибкое тело (чуть крупнее кошки), хвоста нет, а уши слишком большие. Зверек дрожал, пряча мокрый нос мне под мышку. Кем бы он ни был — он напуган, беззащитен, и бросить его на произвол судьбы было бы чудовищным малодушием. Я стянула с плеч накидку и, завернув в нее бедняжку, взяла с собой в карету.

— Нельзя его здесь оставлять, — заявила я, осматривая рану на спинке, из которой сочилась кровь.

Брендон не стал возражать против еще одного пассажира, и даже обещал помочь найти лекаря. Малыш притих, словно почувствовал, что все плохое уже позади.

Едва я распахнула окно — в спальню ворвался вихрь божественных ароматов, а взору открылся прекрасный, утопающий в цветах сад. От буйства красок закружилась голова! Опьянев от восторга, вдохнула полной грудью и зажмурилась, стараясь восстановить все это в памяти, чтобы запомнить навсегда…

— Миледи, какое платье приготовить для вечера? — спросила горничная.

Я обернулась, с трудом оторвавшись от окна. Хейли украсила свою косу крошечными сиреневыми бутонами — под очарование волшебных цветов Найлирии попали все. Бранить ее за такой пустяк было бы глупо, сама вчера благополучно пропустила ужин, донимая садовника расспросами. Тот пугался, пытаясь понять — чем же он так провинился перед миледи? Объяснить старику, что благородная миледи на досуге балуется флористикой, оказалось не просто. Однако несколько профессиональных вопросов сделали свое дело, и когда найлирийский садовник признал во мне, наконец, родственную душу

— дело пошло!

Я была на седьмом небе от счастья, не переставая мысленно благодарить Брендона за то, что вопреки ожиданиям мы не поехали в королевский дворец, а поселились в доме барона Монфора. Блестящий дипломат, джентльмен и как оказалось, радушный хозяин, принял нас с распростертыми объятиями.

Величественный особняк из голубого камня, окруженный десятью мраморными колоннами, я полюбила с первого взгляда, с первого вздоха, едва ступила на выложенную мозаичной галькой дорожку. Дом располагался посреди великолепного сада и при желании вполне вместил бы всю свиту принцессы Линель, но приехали только мы. Брендон посчитал нужным договориться о более уединенном проживании — во дворце, среди придворных пираний и пронырливых слуг, сохранять тайну наших особых отношений было бы не просто. Могут пойти слухи, а нам это совершенно ни к чему. Благодаря этому можно было проводить дни на улице — заняться, наконец любимым делом, сливаясь с природой.