Сидели мы с ней в комнатке за сценой. Она постепенно теплела, воспоминания пошли погуще. Да, кое-какие деньги за него, Петра Ильича, получала, жила на них, пока деньги в цене были. А погиб он — тоже получала, но уже поменьше. Потом второй раз вышла замуж. Сложности кое-какие были — с признанием брака утратившим силу. Тогда-то и отдала она ту бумагу, о смерти Петра Ильича.

— Похоронку?

— Нет. — Она задумалась, — Не похоронка. Такая: на бланке, с печатями, подписями. Погиб при выполнении задания командования. Перед самой войной… Точно, перед войной. Похоронок тогда еще не было.

— Месяц не помните?

— Как же, помню… В начале июня 1941 года.

Детьми бог обидел, ни от одного мужа их не получилось. Зато сейчас у нее танцевально-хоровой коллектив.

— Фотографии не сохранилось… Петра Ильича?

— Нет.

И вдруг она поплыла, совсем размякла, заплакала. Всхлипнула, стянула с головы платок, осушила им глаза.

— Не знаю, что это на меня так накатило… Забыть бы надо. Я и забыла. Но в последние годы — винюсь и винюсь… Ну, знаю, что он там, под немцами, работал. Что там, у немцев, и погиб. И все думаю: не меня, а другую женщину выбрал бы — уцелел бы тогда? Именно меня встретил — не потому ли и погиб?.. Я чем виновата, чем?.. Немножечко ему оставалось, три месяца, вернулся бы, да не судьба. И умирал он тяжело…

Комнатка эта, за сценой, обклеена была фотографиями — дети, дети, дети…

— Вам что-нибудь известно о его последних днях?

— Сердцу известно… Очень я маялась в феврале 45-го… Все чудился он мне, звал меня, просил о чем-то…

И он, Петр Ильич, винил себя — за легкость, с которой обрек на одиночество малознакомую женщину, по рукам и ногам связав ее брачным свидетельством. Несколько строчек написал он — в этих строчках и было все то, что я назвал завещанием. Обстоятельства вынуждали Петра Ильича быть кратким, строчки писались по-немецки, ни одно имя не легло на бумагу. Виноват, прости — вот что выражали готические каракули. И далее: все то высшее, что есть над нами, не должно заслонять простейших обязательств, связывающих одного человека с другим и всех людей — с одним человеком.

По прошествии многих лет строчки эти читаются с восполнением и дополнением.

Генерал Анфилов покрутил диск с цифрами на сейфе, набирая нужное число, повернул ключ в замке и распахнул тяжелую стальную дверь. В темном чреве массивного шкафа лежали на полках папки разного цвета с бумагами. Он взял тонкую красную, тщательно запер сейф, развязал тесемочки и выложил на письменный стол десятка два листков с разведывательной информацией.

Он отделил сведения за прошлый месяц от новых данных, разложил на столе, как игральные карты, и стал сравнивать. Машинописный текст почти всей свежей, апрельской информации был замаран красным карандашом — жирно подчеркнутые строчки, галочки, вопросительные знаки, сделанные им самим, тогда как старые, мартовские сведения, как и более ранние, не вызывали у него никаких сомнений ни прежде, ни теперь. Проверка подтвердила их полную достоверность.

Перебирая листки, уже неоднократно читанные, Анфилов снова подумал: «Так что же все-таки это означает? Что там произошло?»

Это была информация о гитлеровской армии, пересылаемая по радио одной из его разведывательных групп, временно обосновавшейся в Швейцарии. Анфилов придавал ей особое значение. Он перебросил часть своих людей туда для того, чтобы обеспечить им большую безопасность. Разведчики, действующие в самой Германии и некоторых оккупированных странах, работали в очень трудных и опасных условиях, под постоянным давлением гиммлеровских репрессивных служб. Перевод же нескольких людей в соседнюю с Германией страну в какой-то мере гарантировал их неуязвимость и успешную деятельность. Это оправдало себя: от группы непрерывно поступали важные сведения о вермахте, получаемые от источников в рейхе. Донесения представляли для советского командования значительную ценность.

Швейцарская группа вышла на эти источники почти четыре месяца тому назад, в январе сорок третьего года. Фортуна, несомненно, улыбнулась одному старому сотруднику Анфилова, когда тому удалось установить деловой контакт с Хосе — офицером секретной службы, который и связал наших людей с законспирированными антифашистами в Германии. Правда, связал не напрямую: информация поступала сперва какому-то человеку, пожелавшему остаться в тени, некоему господину ИКС, а затем через Хосе передавалась нашему связному.

Анфилов знал, что оппозиционная фюреру часть военной элиты всегда предпочитала иметь дело с западными державами, а отнюдь не с Советским Союзом. Однако полное бездействие в Европе англичан и американцев, с одной стороны, и недавний сокрушительный разгром вермахта на Волге, с другой стороны, очевидно, сильно повлияли на умонастроение тайной антинацистской группы в Берлине. Впрочем, ее представитель в Швейцарии господин ИКС сам ответил довольно ясно о причинах, побудивших его к сотрудничеству. Через своего посредника Хосе господин ИКС сообщил, что он и его друзья в Германии видят пока единственную силу в мире, которая способна сокрушить гитлеровский рейх, — Красную Армию: она доказала это своей героической борьбой на фронте. Поэтому его единомышленники готовы помогать командованию Красной Армии.